Мы платим железом

Белый Волк толкнул меня в бедро. Я улыбнулся ему, моему лучшему и единственному другу. И прыгнул.

«Индус» ждал моего прыжка и встретил меня в готовности. Но обточенная кость не смогла разорвать двойной слой медвежьей шкуры на моем животе. Она застряла. А вот мой нож, хороший нож из черного острого камня, враз распорол и заячью шкурку, и то, что под ней.

«Индус» еще трепыхался, но я не обращал внимания. Он опоздал, старый и неловкий, и никак не мог помешать мне прижаться ртом к ране и глотать, глотать жизнь, утекающую из него, слабого, чтобы я, сильный, стал еще сильнее.

Когда я насытился, глаза «индуса» уже помутнели. Никто из остальных не вмешался. Никто не посмел мне помешать и потом, когда я стащил с отдавшего мне силу старика ожерелье духов, надел на себя и оглядел свою добычу: шестерых мужчин, семнадцать женщин и дюжины три детей. Теперь все они принадлежали мне. Я заглянул в глаза каждому. Все были покорны. Я чувствовал, что они рады моей победе, потому что теперь они принадлежат более сильному, а значит, сами тоже стали сильнее.

И они все, даже мелкие детеныши с карими глазами оленят, верили мне. Верили, что я сумею сделать то, с чем не мог справиться мой предшественник.

Я не позволю им стать едой широколицых. Я уберегу их, ведь я унаследовал от отца моей матери не только светлую кожу, но и многое другое. И пусть мне никогда не сравниться с широколицыми силой, но прятаться, охотиться и убивать я умею не хуже, чем они. А еще у меня есть мой Волк…

– Мы его нашли, – радостно сообщил Вильд.

– Он нашел! – уточнил Ануд.

Не зря Заря говорила, что у брата чутье волчье. Мои варяжата отыскали-таки предсказанную мной брешь во вражеской обороне.

– Всё, как ты и говорил. Тропки в одно место сходятся, а по ним шастают эти. Туда с грузом, обратно – налегке. Близко мы не подходили, чтоб не спугнуть, но оно точно там.

– Молодцы! – похвалил я. – При дележке по лишней доле – вам.

– Да мы не для того, ярл… – смутились оба.

– А я – для того. Вильд, к отцу сходи. Ничего не говори, только что я зову и что разговор будет тайным.

Это у меня с конфиденциальностью строго, а у Трувора не личный шатер, а проходной двор какой-то. Опять-таки не знаю, несколько он проникнется моей идеей. Может и отказать. Заявить, что не позволит снова испортить праздник. И это будет нехорошо. Мы, скорее всего, и сами справимся, но крови точно будет больше, а добычи, той, которая, как я надеялся, поможет вскрыть оборону противника, меньше.

– А ты, Ануд, двигай к Руаду. Его тоже ко мне. И тоже не объясняй ничего. Скажи: важное дело.

К моему удивлению, Трувор появился раньше Ольбардова воеводы.

– Зачем звал? – проворчал он вместо «здрасте».

– Сядь, – предложил я, подсовывая ему свернутый в рулон войлок. – Сейчас Руад подойдет, всё расскажу.

И я рассказал.

– Да уж, Волк! Опять ты нам праздник рушишь! – буркнул Трувор, выслушав мое предложение.

– Эй, князь! Ты это о чем сейчас? – удивился Руад. – Сам же всегда говорил, что Перуну бой краше любых игрищ!

– Говорил, – не стал спорить Трувор. – Но если бы всё сразу…

– Не выйдет, – сказал я.

– Не выйдет, – согласился Трувор. – Но праздник…

Достал.

– Ты со мной или нет?

– Ясно, что с тобой. Чтоб я такое веселье пропустил! – Варяг привычным движением огладил подсиненные к празднику усы. – Сам пойду и еще десяток возьму.

– Только десяток? – уточнил я.

– Остальные пусть пляшут, – ответил Трувор. – Не то эти, в крепости, могут нехорошее подумать. И половчанам – ни слова. Они же тоже Сварогу кланяются, пусть Волоха и повыше ставят. И Рюрику – не надо. С ним тоже сварожичей немало. Могут обидеться.

– А так – не обидятся? – уколол я.

– А и пусть! – ухмыльнулся изборский князь. – На ободранного кабана шкуру обратно не натянешь.

Глава 48 Праздник, праздник!

Говорят, в такую ночь Грань между мирами истончается, и духи с нежитью с той стороны активно просачиваются в наш мир. А всякие колдуны да ведьмы, те вообще могут по той стороне, как куры по двору, гулять.

Стенульф, учитель берсерков, рассказывал, что храбрый и любознательный человек в эту ночь может к костру и кого-нибудь потолковее пригласить. Аса или вана. Или альва какого-нибудь суперразумного, который языку зверей и птиц выучит, к примеру. Ну или черного альва-цверга, которые, говорят, большие спецы по всяческим кладам.

Ну а народ попроще искренне полагает, что в эту летнюю ночь боги склонны куда более охотно внимать их просьбам, а действие обычных законов не то чтобы прекращается, но здорово ослабевает. Поэтому можно и чужую жену под кустиками уестествить, и давнему врагу люлей накидать. А потом через костры попрыгать, в водичку прикорм для русалок-водяных покидать – и ладушки. Всё прощено.