Мы платим железом

А еще можно по папоротникам пошарить и волшебный цветок поискать. Только непременно голышом, иначе не покажется. И говорят, находил кто-то. Ну как кто-то… Одна девушка сказала, что у ее дядюшки была тетушка, так у этой тетушки прапрадед был лично знаком с тем, у кого в соседней деревне жил дедушка, который собственными глазами видел того, кто видел того, кто этот цветок нашел и жил потом припеваючи. Ну, или типа того. Хотя мне почему-то было легче в лешего или цверга поверить, чем в магическое цветение сего дальнего предка голосеменных.

Ну да, мы, викинги, такие: нам для поиска кладов волшебная ботаника ни к чему. У нас другие инструменты.

Впрочем, на этот раз мы эти инструменты старательно попрятали под плащами. И лица – тоже. Зимние плащи с длинными трубообразными капюшонами подходили для этого как нельзя лучше.

Как я и надеялся, в волшебную ночь врата Смоленска приотворились. Немного. И из врат этих потянулась к лесу вереница истинно верующих… извращенцев.

Разумеется, это произошло только после того, как десятка два разведчиков, спущенных со смоленской стены, наитщательнейшим образом проверили окрестности и убедились, что осаждающие тоже оставили посты и полностью отдались религиозным действам согласно конфессиям и пристрастиям.

Нас вражеская разведка не обнаружила. По очень простой причине: мы были от Смоленска далеко.

А вот от заветного места – близко. Сидели тихонько и ждали, когда по тайным тропам потянутся к культовой точке добрые прихожане.

А когда потянулись, то к ним подтянулись уже и мы. И не все разом, а небольшими порциями человек по семь-восемь, стараясь особо не выделяться в общем потоке паломников.

Нашу группку возглавляли мы с Зарёй. Она настояла, что тоже будет участвовать. Я позволил себя уговорить.

И мы едва не спалились.

Вошли себе тихонечко внутрь, по сторонам не зыркая, а глядя исключительно вперед…

И наткнулись на проверяющих – или выбирающих: двух мордатых жрецов из младшей группы жреческого «сада». Мордачи сортировали прихожан и развлекались тем, что скидывали с оных капюшоны, а иных, в основном женщин, судя по вспискиванию, хватали за интересные места. А кое-кому даже помечали одежку какой-то цветной гадостью.

Вернее, хватал и помечал один, а второй предлагал испить из тазика.

Испить никто не отказывался. Видимо, порядок был всем знаком и привычен.

За спинами мордатых маячили их друганы. Двое с факелами на длинных ручках, двое с дубинками, усиленными, насколько я разглядел, звериными зубами.

А тут мы с Зарей.

Мордатый с кистью тут же протянул лапу:

– Погоди, красава!

Заря увернулась, но мордатый, сука, ухитрился сдернуть с нее капюшон и радостно загоготал:

– А и впрямь красна! – И полез пятерней, но тут уж я вклинился и пресек поползновение со всей возможной деликатностью.

Мордатый загоготал еще громче. Ну натуральный свиномордый хряк! И попытался стащить капюшон уже с меня, решив, видимо, что я не друг, а подружка. Рост у нас с Зарей почти одинаковый, а телосложение под плащом не особо разглядишь даже при факельном освещении. Я сунул ему локтем в бок. Аккуратно, но сильно.

Свиномордый хрюкнул и враз покривел и рыльцем и осанкой.

И обиделся: замахал ручкой дружбанам, которые с дубинками. Те сделали грозные лица и выдвинулись вперед, блокируя нам путь.

Но тут вмешался другой мордатый, который с тазиком, что-то сказал приятелю – и свиномордый сразу успокоился. И снова заулыбался. На редкость паскудно. А потом лихо мазнул кистью по моему плащу, а затем попытался проделать то же самое с шелковым платочком Зари, но та успела увернуться. А вот свиномордый нет. И опять получил локтем в ребра.

– Я вас запомню, телочки! – просипел паскудник.

– А я тебя, телок! – засмеялась Заря и попыталась прошмыгнуть мимо контролеров, но те снова решительно заступили дорогу.

– Испей, женщина! – Подскочивший свиномордый сунул ей не тазик, как прочим, а большую глиняную кружку.

Вернее, собрался сунуть. Но я аккуратненько подбил ему ножку.

Чтобы удержать равновесие, жрец взмахнул руками, выплеснув содержимое кружки в мохнатую рожу кореша с дубиной. Пока тот обтекал, Заря уже шмыгнула в толпу, а я цапнул тазик у второго жреца, пискнув сиплым голосочком волка, соблазняющего козлят:

– А мне испить, красивый?

В тазике плескалось какое-то слабоалкогольное пойло, от которого шибало целым букетом запахов, среди коих явственно прослеживалась абсентовая отдушка.

Пить это я, разумеется, не стал, да меня никто и не контролировал. Все внимали облитому пойлом бородачу, излагавшему подлинную родословную свиномордого. Не слишком высокохудожественно, зато эмоционально и познавательно. В частности, он подтвердил мою гипотезу, что в предках у данной особи свиньи тоже наличествуют, причем не абы какие, а страдающие целым букетом неприятных наследственных заболеваний.

Под этот монолог проскочил фейсконтроль и я.

Со следовавших за мной Медвежонка, Оспака и Стюрмира никто капюшоны сдергивать не стал. Может, потому, что сразу была видна их гендерная принадлежность, а может, из-за того, что не дотянуться.