Давая мне передохнуть, они надеялись без особого труда склонить к предательству, ослабили врезавшиеся в тело наручники, которые были надеты у меня как на руках, так и на ногах.
— Ну, конечно, ты хочешь водички, да?
Я ответила, что ничего не хочу.
— Не будь дурочкой. Ты можешь сердиться на нас, но не на свой желудок. Ты должна поесть.
Какие слова лучше могли бы выразить идеологию этих ищеек, чем те, что сказал тогда этот тип? «Всем командует желудок…» И именно так они надеются убедить тех, кто попадает к ним в руки, пойти на предательство.
Потом они снова добивались, чтобы я назвала свое настоящее имя. А я опять повторяла старую сказку с именем из удостоверения. Вероятно, за время, прошедшее с момента, как меня привезли в помещен Национальной гвардии, до того часа, — а было около двух, — они проверили адрес и другие данные из моего документа, потому как мой дом, судя по адресу в удостоверении, был очень близко от места, где мы находились, — в Сьюдад-Дельгадо.
— Ладно, — сказал тот, кто вел допрос, — видно, мы зря с тобой тут теряем время. Я тебе докажу, что мы уже знаем о вас многое; тогда ты убедишься раз и навсегда, что, кроме как сотрудничать с нами, выхода да у тебя нет. — И, обращаясь к полицейским, распорядился: — Принесите документ, касающийся их. Сейчас ты убедишься, что мы уже знаем о вас все. Знаем даже, кто твоя бабушка.
Вскоре кто-то возвратился и положил на стол передо мной что-то похожее по шелесту на бумагу.
— Приподнимите немного пластырь, чтобы она могла видеть. И ослабьте ей наручники.
Я сдвинула повязку так, чтобы можно было видеть, подняла глаза и начала рассматривать этих людей. Первый, кого я увидела, тот, что находился напротив, был мужчина лет тридцати, хорошо одетый, смуглый, с маленькими тонкими усиками; на плече у него висела короткоствольная винтовка. В Специальной полиции это был второй после Гарая начальник, прошедший специальную подготовку в Зоне Панамского канала. Три-четыре человека находились вокруг меня; у всех были автоматы «мадзен». Рядом со мной стояли двое, судя по одежде, — начальники, лет по сорок пять: один — высокий, это был Гарай, а другой — маленький и толстый — Кастильо; оба в рубашках гуаябера[4]
. Гарай, видя мои попытки всех рассмотреть, прикрикнул:— Смотри вниз! Нечего тебе тут озираться. Покажите ей ту страницу документа, где находится план, который они уже подготовили, чтобы похитить в Сан-Мигеле Самуэля Кироса, и выполнение которого она собиралась возглавить. Чон хотел тебя повысить и поэтому поручил руководство этой операцией.
Они положили на стол листы бумаги, так, чтобы я могла видеть, — план операции, список людей, участвующих в ней, схему места, распределение задач среди участников и так далее. Я сказала, что ничего не знаю обо всем этом.
— Покажите ей другую страницу документа, — распорядился тот же человек. И тогда мне показали схему организационного строения партии. Там, где стояло руководство партии, было написано: «Национальное руководство». Далее шли шесть имен (псевдонимов), которыми пользовались, как гласил документ, члены нашего Национального руководства.
Затем перечислялись имена руководителей трех областных организаций: западной, восточной и центральной. Допрашивающий указал на то место, где был отмечен восточный областной комитет, и заметил: — Смотри, здесь и ты вместе с Луисом Челе, настоящее имя которого, как ты знаешь, Санто Лино Рамирес из Усулутана. С ним ты работала в восточной организации. Смотри, смотри лучше: вот написано «Хосефина», это твой псевдоним. М-м? Что скажешь на это? Неправда ли, хорошая работа? Полная информация о вас.
— А теперь, чтобы она окончательно убедилась, дай ей прочитать описание ее внешности.
Из того же дела они вытащили и дали мне бумагу, озаглавленную «Хосефина». Там было описание моей внешности, манеры ходить, прически и даже говорилось, что я не пользуюсь косметикой, — словом, все самое характерное, что могло бы служить для моего опознания. Кроме того, этот документ содержал мой словесный портрет, который им, вероятно, нарисовал Хуан Хосе Янес. Затем чьи-то показания о характере моей работы в партии. И, наконец, мне дали мою фотографию, ту, что была на настоящем удостоверении и которую они, очевидно, достали в муниципалитете Санта-Аны.
После всего этого Гарай произнес:
— Как видишь, о вас мы знаем много, а лично о тебе — все. Так что будет лучше, если ты начнешь сотрудничать с нами, и первое, что ты должна сделать, — это сказать нам свое имя.
— Мое имя написано на удостоверении, которое лежало в сумке.
— Хватит мне тут плести чушь с этим именем! — вскипел Гарай. — А чтобы ты удостоверилась, что мы действительно знаем, кто ты, мы приведем сюда кое-кого, и он тебе скажет, кто ты. Приведите Валье, чтобы он ей сказал, кто она есть. Ты же знаешь Валье, да? Это он на тебя донес; он знает тебя хорошо и подтвердит, что мы имеем о тебе всю нужную информацию. Это тот, которому ты, показывая место в Сан-Мигеле, где похоронен Амилкар, сказала: «Когда революция победит, мы сможем похоронить Амилкара там, где он того заслуживает».