Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора

— Подумать только, ведь в первые дни этой заварухи с «законом» инспектор по прозвищу Усатик приносил мне газеты, чтобы показать публикации, направленные против проекта так называемого «аграрного преобразования».

— Вот, Итальянец, скажи, не кремень ли наш полковник, а? — риторически вопрошал он, имея в виду Молину. — Уже заявил, что проект осуществляется, и он будет осуществлен. Этот не из тех, кто пасует, — подытожил он с таким важным видом, как будто сам был из окружения того, о ком говорил.

— Не знаю, согласитесь вы или нет, — продолжил тему Марсело, — но анеповцы[8] наверняка обратятся к какой-нибудь группе военных, чтобы попытаться совершить государственный переворот.

— А? Да, — согласился с Марсело слегка стушевавшийся инспектор. — Многие военные против правительства. Эти солдафоны не видят, что у Молины благие намерения; они такие — все хотят для себя. Поэтому мы их держали под строгим контролем, они от нас никуда не денутся, мы не дадим им ничего сделать.

— Во всяком случае, среди военных одни стоят в оппозиции, другие тяготеют к правым и не хотят реформ, — заметил Марсело.

— Дело в том, что все военные, у которых за спиной школа, считают, что они единственные, кто все знает, и что только им предстоит все делать. Однако тот, кто учился с кнутом в руках, не хуже, если не лучше, чем они, — недовольно ответил инспектор и, собравшись с мыслями, добавил:

— Вы видели людей, которых мы здесь подготовили, и заметили, очевидно, что работают они весьма эффективно. Разве солдафоны способны готовить такие команды? Нет, они не могут. A-а, конечно! Они со школой, и поэтому считают себя высшими людьми, — добавил он с иронией. — Но помяни мое слово, Итальянец, мы им покажем, кто знает больше. Ты еще увидишь, Итальянец, ты еще увидишь, — словно бросая кому-то вызов, повторял он, когда удалялся.

Вот и судите, какие у них разногласия, — продолжал Марсело. — Я и не подозревал, что те, кто работает в репрессивных органах, называемых «органами безопасности», так критикуют военных. Это было как ежедневная молитва: каждый день не один полицейский «проходился» по адресу военных: что они мошенники, прохвосты, жулики, проходимцы, аферисты и контрабандисты и что полицейские все видят, но вынуждены молчать.

— Там, в «Специальной», говорят, что именно поэтому они и поддерживают Молину, — рассказывал Марсело. — Мол, с полковником им будет лучше, и потому-то все репрессивные органы поддерживают Закон об аграрном преобразовании.

Однажды пришел полицейский по прозвищу Фрикаделька и радостно сказал своим коллегам по «Специальной»:

— Скоро власть Партии национального примирения кончится, и правительство будет образовано новой партией. — Националистической демократической организацией. И тогда уже действительно пробьет наш час.

— A-а, да, — согласился с ним другой полицейский по имени Паласиос. — Конечно, это лучше, потому нужна перемена. Партия национального примирения у власти давно, — рассуждал Паласиос, не понимая до конца того, что имел в виду Фрикаделька.

— Настало время великих перемен. Сейчас, кажется, все действительно стронулось: во-первых, аграрные преобразования, затем Националистическая демократическая организация становится правящей партией, богатеи начнут жрать дерьмо, — громко и торжественно, будто он посвящен во многое, вещал Фрикаделька.

И добавил:

— Наш полковник взялся за дело.

Немного погодя, показывая Марсело журнал, где была напечатана фотография Молины, он сказал:

— А вы, почему вы не согласны с ним? Разве не видите, что он собирается проводить аграрную реформу, которая будет выгодна и крестьянам?

— Лично я незнаком с этим проектом в деталях, поскольку здесь, в изоляции, многого не узнаешь. Но кажется, есть силы, которые создали мощную оппозицию, — ответил Марсело.

— Да, это богатеи, — пояснил Фрикаделька тоном, выражавшим его негативное к ним отношение. — Эти денежные мешки, которые ничего не хотят отдавать, настроены против президента.

— Некоторые из богачей, — уточнил Марсело, — потому что другие полностью с ним согласны. И Молина имел бы в их лице своих людей, которые его поддерживали, если бы он не говорил об этой аграрной реформе.

— А что все-таки думаешь об этой реформе ты? — спросил его Фрикаделька.

— Что это демагогия, рассчитанная на то, чтобы выиграть очки на выборах, а вот будут ли ее проводить — посмотрим, — ответил Марсело.

— Вы нашему совсем не верите, ведь так? Не верите, что он на самом деле желает лучшего?

— Нет, в его добрые намерения я не верю.

Позже инспектор, обсуждая с Марсело этот ваш сказал:

— Нет, Итальянец, опасность государственного переворота все-таки существует. Среди военных есть такие, кто замышляет это. Богатеи могут купить их.

— Но ведь богачи поддерживают Молину, по крайней мере бо́льшая их часть, — уточнил Марсело.

— A-а, конечно, Итальянец! А вы что думаете? Есть много денежных мешков, которые поддерживают президента, — конфиденциальным тоном заявил Усатик. — Вы знаете, кто владельцы имения Нанкучинаме?

— Нет, не знаю.