Тачита не могла понять нашей радости, а когда мы объяснили ей, что произошло, она, очень довольная, произнесла:
— Вот это здорово, я очень рада, пусть они узнают почем фунт лиха, а то только нам достается. — А поскольку в сообщении говорилось, что Роберто Пома, возможно, был ранен, она прибавила:
— Хоть бы помер.
— Нет, — возразили мы ей, — это только усложнит ситуацию.
Будучи политически неграмотной, Тачита желала, как ей казалось, лучшего: смерти представителя правящих классов.
Наш рассказ об этом событии очень обрадовал остальных товарищей, и все сразу заговорили о возможности обмена Помы на политических заключенных, а Валье воскликнул:
— Знай наших! Теперь они выпустят Тибурсию и Марсело.
— Будьте уверены, если они потребуют нашего освобождения, то вместе с остальными, — возразила я.
— Меня-то, точно, не будут требовать, — пробормотал Валье.
Свое мнение выразил и доктор Мадрис:
— Во всяком случае, если кому-то удастся выйти отсюда живым, это гарантирует жизнь остальным, поскольку правительство тогда не сможет отрицать наше существование.
Я тоже считала, что возможность для обмена, несомненно, была, но его осуществление зависело от многих факторов.
В первую очередь была необходима связь между подпольными организациями для получения точных сведений об арестованных. Лиль Милагро рассказывала мне, что официальных контактов между Национальным сопротивлением и Революционной армией народа не существовало, что у них в Национальном сопротивлении не было уверенности относительно моего ареста, а товарищам из Народных сил освобождения было известно лишь о некоторых из нас. Она была удивлена, когда в Таможенной полиции узнала, что там же находились еще одиннадцать арестованных, обвинявшихся в принадлежности к этой организации.
Проводя подобные операции, Революционная армия народа прежде всего преследовала цель получить видного представителя правящих кругов для обмена его на арестованных товарищей. Значительность личности Помы делала обмен вполне реальным. И все же, захватывая его, наша организация не была уверена, что обмен произойдет, поскольку партизан, попадавших в руки карательных служб, обычно подвергали пыткам и уничтожали. Такая участь могла постигнуть и нас. Полицейские, а с ними и лейтенант Кастильо, так комментировали случившееся: «Что-нибудь подобное нужно было ожидать, уж очень тихой была в последние месяцы Революционная армия народа». В то же время раньше они частенько говорили: «Ну и трусы же ваши товарищи: сами в полной безопасности и на свободе, а вы здесь защищаете их. Они, наверное, и думать о вас забыли». Их колкости не имели под собой почвы, и мы твердо знали, что товарищи, оставшиеся на свободе, всегда помнили о нас и мужественно боролись за дело революции.
В тот вечер кто-то из полицейских, знавших о существовании приемника, рассказал о нем лейтенанту, и во время ужина его у меня отобрали. Отдала я его, кончено, не без некоего подобия протеста, но, естественно, бесполезного.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
На следующий день, в пятницу, в 7 часов утра за мной в камеру пришли несколько полицейских и отвели на второй этаж в кабинет лейтенанта Кастильо. Там меня посадили на стул напротив письменного стола. Вскоре пришел Кастильо и спросил:
— Хочешь завтракать, Хосефина?
— Я не голодна, — отвечаю я.
— Лучше поешь, потому что тебе сейчас придется уехать. — И крикнул полицейским: — Передайте Халифу, пусть сходит за моим завтраком и принесет его Хосефине.
Вслед за этим он взял телефон и набрал номер. Я понимала, что он звонит в полицию, и слышу:
— Соедини меня с шефом.
И спустя несколько секунд, он говорит:
— Звонит лейтенант Кастильо, я хотел попросить вас, чтобы в машине, которая придет за ней, прислали ей одежду… из той, что нашли в автобусе. Да, жду через полчаса. Да, отсюда тоже пойдет машина. Поедут Паломо и еще трое. Хорошо. Слушаюсь, мой полковник. — Вешает трубку и обращается ко мне: — Была перестрелка между вашими и полицией. В одном из брошенных автобусов найдена женская одежда с пятнами крови. Кто из женщин организации водит машину? Как ты думаешь, кто был в автобусе?
— Не знаю. Я не знаю, кто умеет водить машину.
Входит сержант Паломо с каким-то полицейским.
— Машина готова, мой лейтенант. Вот он поведет ее.
Кастильо отвечает:
— Нужно подождать. Из полиции вышлют машину и одежду, чтобы она переоделась. Сообщи, когда она придет.
Все это говорилось с целью вызвать во мне чувства страха, тревоги за ближайшее будущее.
Паломо уходит, а Кастильо, обращаясь ко мне, продолжает:
— Тебя отвезут в полицию, посмотреть на автобус и одежду.