Мы побелили солнце

– Личный интерес, – отвечаю уклончиво. Хочу уже ходить с нормальным телефоном, а не включать ради соцсетей ноут и не разрисовывать на переменах поля, как дебил.

– Мамка по жопе даст? – гогочет Охапка.

– Ну она же не твой дядя.

Охапка фыркает. Снова заваливается на кровать, спихнув меня с нее ногой, и достает телефон.

А мне что прикажете делать? Сесть и сидеть, пока, видите ли, Лазарь не остынет? Пытаться вывести Охапку на диалог? Встать и уйти?

– Долго я тут еще буду? – играюсь с веревочками капюшона.

– А ты типа куда-то спешишь?

– Типа мне неинтересно тут тебя сторожить, – в тон отвечаю я.

– Да не ссы, не парься, позадротить в тел пока можешь… Я ж тебе шоколадку обещал! – он соскакивает с кровати, ковыляет странно изогнутыми ногами до книжного шкафа и вытягивает запрятанную между увесистыми словарями плитку.

Желтую. Плитку "Аленки".

Сжимаю губы и резко отворачиваюсь, чуть не свалившись с кровати. Покрываюсь неприятными мурашками. Ну почему из всех шоколадок ты выбрал именно эту, а?!

– Не хочу. Забери, – командую, поразившись ледяному тону.

– Да че ты скромника врубаешь? Бери, я ж типа обещал, а обещания типа всегда выполняю!

– А мы химией вроде не занимались.

– Но ты же все равно пришел! Да на!

– Только если ты прямо сейчас отведешь меня домой, – приказываю, а задним умом понимаю: ну и дурак. За шоколадку еще и условия требую, вообще красиво!

Но Охапка не смущается.

– Не вопрос, – и холодный прямоугольник оказывается вложенным в ладонь.

Покрепче сжимаю губы и стискиваю раскаленную плитку в руке, не поддаваясь ожогам и не разжимая хватки. Только швыряю ее в рюкзак, облегченно падаю на кровать и выдыхаю.

– Ты обещал, – напоминаю.

– А… ну да. Ну ты… типа дойдешь сам, ладно? Если я потом опять один домой вернусь, меня же…

– Ты обещал! Я не знаю города!

– И че? Позвони кому-нибудь.

– Ты обещал проводить!

– Такси вызови.

– Охапка!

Обомлев, он спотыкается на полуслове. В замешательстве закусывает кровавую губу. Размышляет и кивает:

– Только запоминай дорогу, чтобы по сто раз тебя водить туда-сюда не пришлось. Тебе типа до дома?

– До школы, а там я разберусь.

Охапка чуть не спотыкается о порог комнаты. Неуклюже поворачивает круглую ручку и вываливается наружу. Дрожащими руками откидывает патлы волос и хрипит:

– Дядь, я щас приду, я Даньку провожу!

Я не видел Лазаря – он сидел на кухне.

Но слышал, как глухим, до основания прокуренным голосом тот отозвался:

– Сюда иди.

– Да сейчас, – Охапка впивается в мое плечо клешней. – Я ж типа недолго, минут на пятна…

– Если я сказал идти сюда – значит, ты, сука, должен идти сюда! Это аксиома!

Я вырываюсь, прильнув спиной к стене. Сейчас Охапка меня утащит, а попадет и ему, и мне. Слишком уж не сочетается Лазарь с такой романтичной профессией, как фотограф, да еще и вершин.

Охапку перекашивает. Он сплевывает в горшок с полумертвой корягой, ковыляет в кухню и прикрывает за собой дверь.

Но и через нее до меня долетает пропитый голос Лазаря.

– И какого хера ты тут устроил?

– Да он типа этого…

– Что "типа этого"? У нас тут притон, не пойму?

– Молчи, – чувствую, что Охапка говорит это в закрытую дверь. Понимает: я слышу.

– Я замолчу! – слышу удар по столу. – Ты хочешь всю шарагу сюда приволочь?!

– Ну… – Охапка сбивается.

– Имбецил, – кажется, Лазарь даже не удивляется, лишь чувствуется в его голосе легкая усталость. – Конченый.

– Да мне типа срочно нужно было…

– Ша! Срочно водичка из жопы льется. И чтобы я больше никогда, ни-ког-да ни одного хлебала здесь не видел.

У меня уже мелькает мысль валить домой и петлять среди тысяч улочек в поисках своей, но Охапка выпадает из кухни и по привычке зажимает мое плечо.

– Поговорили? – иронизирую. Бросаю взгляд на кухонную щель, вижу сутулый силуэт за столом и ежусь.

– А, не бери в голову, его типа штырит с похмелдоса, – шепчет.

– Перегаром от него вроде не тянет.

– Так выветрился уже. Похмелдос, говорю же, ну! И лучше нам с тобой порезче отсюда свалить, иначе он реально мне морду в унитаз окунет.

В последний раз оборачиваюсь на замотанную в тряпки фигуру. Желтые глаза Лазаря вдруг поднимаются на мое лицо, а я от неожиданности чуть не влетаю в косяк, вовремя свернув. Даже на улице чувствую дрожь в руках от пронизывающего до костей взгляда, пульсации висков…

И желтой плитки "Аленки", которая жгла мою спину даже сквозь рюкзак.

***

В квартире пахнет чем-то сладковатым, похожим на клубничный йогурт или на коктейль "Чудо". Уже вовсю горят спиралевидные лампы, хотя за окном небо только-только окрашивается в розовый. Я млею от домашнего тепла, так контрастирующего с осенней слякотью. Швыркаю, сбрасываю рюкзак с курткой, выбираюсь из кроссовок – носки стягиваются вместе с ними – и шлепаю босиком по холодному ламинату в кухню.

– О, а где мать? – выдыхаю, застыв в проеме.

– Хрен ее знает, – добродушно отзывается Игорь в смешном фартуке с волком из "Ну, погоди", который был повязан так туго, что облегал всю мужскую фигуру.

Я увожу глаза, прокашливаюсь и подхожу к столу.

– Стой! Руки помой сначала. Ты в этой школе поселиться решил? Чего так поздно? Компенсируешь вчерашний день?