Мы под запретом

Ответ мне не требуется. Я просто захожу внутрь, по пути в зал здороваясь со знакомым охранником, маячащим в холле, и целенаправленно пру к барной стойке. Заказываю бутылку самого убойного вискаря и пару бокалов.

— Снеки? — интересуется бармен, пододвигая по стойке тарелку с разного вида закусками.

— Не надо, — уверенно отказываюсь я и самостоятельно разливаю по рюмкам антидепрессант.

Не чокаясь, залпом опрокидываю в себя первую порцию и тут же разливаю по второй, понимая, что до состояния пофигизма мне еще пить и пить. И, скорее всего, одной бутылки нам будет мало.

— Сука! — ругается Кирилл, кидая взгляд мне за спину. — Какого хера она здесь делает?! — цедит он вопрос, не ожидая ответа.

Оборачиваюсь, желая увидеть виновницу его обреченного состояния. А то, что где-то в зале именно она, я не могу ошибиться.

— Блядь! — срывается с моего языка самое цензурное высказывание из тех, что крутятся в голове, — Белка… — выдыхаю, следя за тем, как спешно она поднимается из-за столика. — Выпорю, — цежу сквозь зубы, сжимая в ладони бокал.

Плевать на происходящее вокруг нас дерьмо, на то, что мне нельзя с ней быть, на то, что я должен ее забыть, отпустить и не думать о ней! На все плевать! Сейчас меня накрывает такой ревностью, что я готов свернуть голову всем, кто смотрит ей вслед.

Это ее блядское платье, новая стрижка и цвет волос окончательно срывают крышу. Разум отключается, и я, с грохотом водрузив бокал на барную стойку, встаю и иду за ней следом. Заберу, отвезу домой, а там разберемся.

Вылетаю в фойе и с ходу ору какому-то бессмертнику, обнимающему мою Белку со спины:

— Руки убрал!

— Чего? — ухмыляется убогий еще крепче, прижимая к себе Киру.

Малышка вскидывает на меня огромные перепуганные глазищи, царапая душу удивлением, моментально сменяющимся холодом отчуждения.

— Я сказал, руки от нее убрал! Немедленно!

— А то что? — Вот, правда, бессмертный, кулаки аж зудят от желания врезать пройтись по его лицу, отчего-то кажущемуся мне знакомым.

— Вань… — Не сводя с меня дерзкого взгляда, Белка словно укутывается в объятия обнимающего ее парня, отгораживаясь от меня. — Пойдем танцевать.

— Хорошо, детка, — поддакивает он, победоносно ухмыляясь. — прости мужик, но девочка тебя не хочет.

Игнорирую его подкол и выжидающе смотрю на малышку. Но та лишь обреченно качает головой, позволяя увести себя.

— Кира!

Последняя попытка вразумить девчонку разбивается о ее холодное:

— Все кончено. Мы не в силах что-либо изменить, — обреченно выдыхает Белка. — Оставь меня в покое! — на грани истерики требует она.

А я сжимаю кулаки до боли в пальцах, сдерживая звериный рык отчаяния.

— Прощай. — Её тихий шелестящий голос ледяными иглами вонзается в сердце.

Все, что происходит потом, всплывает в памяти мерзкими картинками загула.

Я в хлам нажираюсь в соседнем баре, с кем-то дерусь и только чудом не попадаю в кутузку, а добираюсь до дома.

Несколько дней, а может, недель в пьяном угаре опустошаю все запасы элитного коллекционного алкоголя у себя в квартире. Не отвечаю ни на чьи звонки и лишь желание расквасить морду тому, кто вот уже полчаса с усердием вдавливает кнопку дверного звонка, заставляет меня открыть входную дверь.

— Ну и долго все это будет продолжаться? — почти интеллигентно интересуется у меня начальник нашей летной бригады. — Ты возвращаться обираешься? Или поставил крест на летной карьере?

В голове — перекати-поле, во рту — пустыня, а в душе — льды Антарктиды. Морщусь от пульсирующей боли в висках и делаю попытку хоть как-то ответить на поставленные вопросы. Получается плохо.

— Ясно, — скупо констатирует Лев Валентинович, окидывая чуть брезгливым взглядом мою квартиру и меня заодно. — Собирайся, поехали. Будем возвращать тебя в нормальное состояние. И полетишь-ка ты у меня на полгодика в Туманный Альбион.

— Да хоть в Зимбабве, — безразлично хриплю я, медленно соображая, что только небо и штурвал в силах вернуть мне желание жить дальше, пусть и серой убогой жизнью.

Глава 30

*Кира*

Трусливо сбегаю. Ухожу, не оборачиваясь, крепче прижимаясь к идущему рядом Ивану. В горле першит от непролитых слез отчаяния, а сердце разрывается в клочья, стремясь к нему.

Но это все неправильно! Нам нельзя быть вместе!

И я, кусая губы до крови, глотаю горечь пересохшим горлом, спеша увеличить разделяющее нас расстояние до беспредельного максимума, потому что не могу находиться с ним рядом и не касаться его. Не льнуть к нему бесхребетной рыбкой-прилипалой, которая не может и минуты провести вдали от своего хозяина.

Я не могу без него жить, дышать и просто чувствовать…

НЕ МОГУ!

Безысходность с новой силой бьет меня в грудь, сбивая ритм, казалось бы, немного успокоившегося сердца, туманя взгляд и напрочь лишая меня способность здраво мыслить.

Меня разрывает на части от желания рвануть к нему, наплевав на все рамки приличия, но… Как же больно!

Хочу забыться, хоть ненадолго вычеркнуть из головы все, что связано с Сашей, все воспоминания о нем и свои чувства к нему. Мне жизненно необходимо хотя бы на время опустошаться, иначе я просто свихнусь.