Мы-Погодаевские

— Так, кому «пятерку» ставить? — улыбался Василий Гаврилович. — Тебе, Анисова?

…Еще эпизод. На экзамене по физике я не могу одолеть задачу (проклятые дроби!), хотя ход решения рассказал, ответив перед этим на теоретические вопросы.

— Ну что же, — потребовал Иван Калинович, директор школы, тоже преподователь физики. — Решай задачу.

Я не знал, как умножить или разделить проклятущие дроби в сотых или тысячных долях; запустил, не смог одолеть премудростей этих долей и каменно молчал:

— Итак, — подвел итог Иван Калинович, — надо ученика оставлять на осень.

— Нет, — возразил Василий Гаврилович, оглядывая ассистентов, — оставлять на осень надо нас с вами.

— Кого же конкретно?

— Ищи ветра в поле! — усмехнулся Василий Гаврилович. — Десятичные дроби в какой классе проходят? Наша, повторяю, общая недоработка…

Есть и мой брак: мог же я «копнуть» ученика поглубже? Впрочем, учился он неплохо, отличался сообразительностью, но, видимо, крестьянские гены дают себя знать: абстрактное мышление в деревне развито слабо, поэтому ученик не смог одолеть довольно отвлеченные от практического применения дроби. Что делить крестьянину? Да еще такие мельчайшие доли? Моя вина!

Много позже, когда я уже работал в Доме культуры, приходилось не раз удивляться памяти, артистическим способностям, интеллигентности и простоте Василия Гавриловича! С каким удовольствием брался он за любые роли в спектаклях, каким почетом пользовался у зрителей за правдивое, искреннее исполнение ролей в спектаклях, но и как учитель был уважаем не только учениками, но и населением вообще.

Иван Павлович Голубев

Мне довелось учиться у Ивана Павловича Голубева, учителя математики, степенного, вдумчивого человека. Был он высокого роста, крепкого телосложения.

Нравилось, что он старался отвлеченные от жизненных потребностей задачи приблизить, соединить с практикой. Я недолюбливал алгебру за ее, на мой взгляд, ненужность в деревенской жизни, мне нравилась геометрия, и я с удовольствием старался применять знания на практике. Например, как определить высоту дерева, не нанося ему вреда. Или определить довольно сложную по конфигурации площадь огородного участка.

Иван Павлович объяснял доходчиво, пользовался чертежами на классной доске, таблицами, хотя давал понять всем своим поведением, что лучше всего иметь «царя в голове», то есть правильно и точно соображать, никогда не торопил с ответами.

«Торопиться блох ловить!» — любил он повторять сам этому следовал.

Славился еще он и тем, что был «ходячей энциклопедией», особенно по жизни района. Мог подробно рассказать о том, когда и где расстреляли революционера Дудченко, как шли по Илиму каратели и партизаны, как политссыльные поднимали культура и развивали образование илимчан. Мог рассказать и про местную знаменитость — купца Черных.

В те далекие времена учителя пользовались всеобщим уважением, даже любовью. Встречаясь с ними, жители почтительно здоровались, порой раскланивались. Жаль, что в последнее время отношение к учителям изменилось в худшую сторону: учитель на фоне всеобщего среднего и высшего образования стал выглядеть таким же серым, обыкновенным человеком, как и окружающие.

В самодеятельности (в спектаклях) Иван Павлович не участвовал и вообще, на мой взгляд, не очень-то старался быть на виду окружающих, хотя и не слыл букой.

Иван Калинович Ступин

Невысокого роста, крепкий, имел он неистребимую деревенскую внешность, такие же привычки, повадки. Чаще всего был он на административной работе: директор, завуч, вел уроки физики. Речь его страдала косноязычием, поэтому не мог отличаться ораторскими талантами и, ясное дело, в спектаклях не участвовал. Как и многие выходцы в интеллигенцию из деревень, старался быть строгим, порой ворчливым, экономичным, даже скупым.

Помню, Василий Гаврилович заказал сделать копии портретов выдающихся физиков, пользуясь их изображением в учебнике. Я сделал карандашом десять портретов величиной в полватмана каждый. Василий Гаврилович очень обрадовался тому, что у него в кабинете физики со стен будут глядеть на учеников знаменитости. В знак благодарности он решил оплатить мой труд в деньгах, для чего завел разговор с директором школы Иваном Калиновичем. Тот, понятно, в «дыбки»: как? Платить ученику за то, что он рисовал? Разве это труд? Это же детское баловство, удовольствие.

Василий Гаврилович проявил настойчивость, сумел убедить директора тем, что предложил Ивану Калиновичу нарисовать портреты, за которые он заплатит ему из собственного кармана.

— Нет, — сдался Иван Калинович, — рисовать я не умею.

— Вот то-то же! — удовлетворенно заявил Василий Гаврилович, радуясь победе над косностью и эстетической неграмотностью коллеги.

Валентина Ивановна Куклина