Мы-Погодаевские

Жили мы в райцентре, дотягивающем «последние нонешние денечки», потому что ему была уготована судьба оказаться на дне Усть-Илимского водохранилища. Здесь, где мы остановились, увидев заячий след, протекала таежная красавица Тушама, обезображенная лесоводчиками до такой степени, что только молодой оптимизм и неверие в то, что можно с этим варварством что-то поделать, уберегала нас от союза с Распутиным, который в скором будущем «навалится» всей силой своего таланта на небрежное, нелюбовное отношение к многострадальной нашей природе, беззащитной и беспомощной перед сомнительными расчетами равнодушных экономистов, не видящих ничего дальше своего носа…

Нас пока волновали зайцы. Я строго-настрого наказал не затаптывать заячий след, идти по сторонам, а сам пошел «без страха и упрека» вперед и только вперед. Вот и сдвойка, вот и скидка! Шла он к штамбелю, вернее, остаткам от штамбеля, в хлам.

Я жестко расставил охотников вокруг предполагаемой лежки. Они послушно, как и должно быть, заняли указанные места.

Заяц повел себя странно. Он встал с лежки и сел, как бы полагаясь на совесть и милость «оргомадных дядей, вооруженных, как говорят, до зубов!». Мы подождали, но он не задал стрекача, столько обычного для косоглазых.

— Стреляю я! — крикнул Аив, заряжая тозовку.

— Давай, — согласился я, прикинув, что выстрел никому никаких образом, кроме зайца, не угрожает.

Аив припал на колено, тщательно прицелился и выстрелил. Пуля сухо шлепнулась в бревно. Заяц сидел, как ни в чем не бывало, только ухом повел в сторону щелчка.

— Спокойней, — посоветовал я, — не рви спусковой крючок.

Аив выстрелил снова, и снова промах.

— Не горячись, — сказал я, начиная нервничать: заяц не глиняный, задаст стрекача — стреляй его среди людей — то!

— Счас я его, — сказал Аив таким тоном, что заяц бы пог помереть и от страха. Аив долго целился и смазал! Промах.

Выстрел — промах, выстрел — промах! Промах, снова промах…

Мне захотелось крикнуть Аиву, этому мазиле, позорящему себя и нас в глазах восьмиклассника, что-нибудь оскорбительное, но я не посмел: бежать обратно двенадцать километров пешком — удовольствие не ахти какое.

Терпеливый заяц стал проявлять признаки беспокойства: его, видимо стал раздражать свист пуль. Он стал поглядывать в стороны, соображая, куда бы рвануть, чтобы не подставить свой бок под выстрелы наших с Мимихом «пушек».

— Стреляй, Мимих, — попросил я, прикинув, что ему выгоднее всего сделать это, обеспечивая наибольшую безопасность, но не зайцу, понятное дело. Мимих вскинул тулку, и заяц лег, чисто срезанный снопом дроби. К нему бросился восьмиклассник, а мы подошли к смущенному и злому Аиву.

— Ну что с тобой? — спросил я как можно душевнее.

— Тозовка плохая попалась?

— Сами же пристреливали, — пожал плечами Аив.

— Куда целился?

— Ясно, в головку.

— Почему мазал?

— Ума не приложу.

Мимих взял у Аива тозовку и громко расхохотался: ему не грозило бежать пешком, потому что машину водить никто из нас не умел. — Посмотри, сказал но мне, — прицел стоит на двести метров, а до зайца было от силы двадцать шагов…

Ход конем

Юмористический рассказ

Домоукрав, виноват, домоуправ Красавина, полная женщина с мягкой милой улыбкой, видела во всех снах… Что бы вы думали? Дачу? Конечно, ее, милую.

Нет, не ту, которую она недавно так удачно продала. Деньги что обижаться, содрала немалые.

Но раз дают, почему не взять? На базаре, как говорят умные люди, два дурака…

Честно говоря, новая дача у нее уже стояла, но что это за дача? Разве с другими сравнишь? Вон у Расческина — дача! У Фонова — дача! У Ступникова — дача! У них не дачи — произведения искусства! Продавать захотят — с руками оторвнут. народ не разучился красоту понимать и, главное, ценить. А у нее дача — на смех курам. Сруб, конечно, просторный, но опять из шпалы. Хорошее дело — шпала. Выпишешь два куба, а увезешь — двадцать. И никто не проверит, обидно даже. Другие вон вообще без выписки умудряются вывозить стройматериалы — и никому дела нет. Обидно, конечно, у тебя-то уплачено. Кровные денежки отданы. А они бесплатно волокут. Но лучше все-таки заплатить, воровать нехорошо, а заплатил — и спокойно на душе, документ в кармане…

Сруб-то просторный, и окна, и печь кирпичная, и мансарда в небо смотрит, и гараж под дачей. Только беда с отделкой: пиломатериалы, ох, дорогие! Не навыписываешься. А как без пиломатериалов? Без них словно без рук. Ни стены обшить, ни ограду вокруг дачи поставить, ни резьбу красивую под карниз пустить.

Нет, без пиломатериалов — ни туда и ни сюда!

Красавина сидела в конторе за канцелярским столом, и стул под ее солидной фигурой жалобно поскрипывал. «Неужели придется пиломатериалы выписывать? — лезли вот уже несколько дней в голову мрачные мысли. Конечно, я могу выписать, но ведь дорого, дорого!».

Это «дорого» колотило невидимым молотом по голове, кололо тупым шилом в сердце, холодными мурашками ползло по спине.

«Промблема. — прикусила они нижнюю губу. — Из промблем промблема! восемьдесят рубликов за кубик!».