Читаем Мы-Погодаевские полностью

«Ну, съездил в свое детство и что?» — спросила меня Нина — моя жена, когда я явился из сибирского путешествия. И добавила что-то насчет того, что нельзя жить воспоминаниями — то есть, прошлым — современному человеку, у которого есть дела, семья и вообще полно сегодняшних забот, не терпящих отлагательства. Все верно, как всегда у Нины. Возразить нечего.

Действительно, жить воспоминаниями нельзя. Тем более долго предаваться им в ущерб делу — Боже упаси. Только, с другой стороны — и Нина тут меня понимает — не знать, не помнить прошлого, не нести его в себе человек не может. Больше того, каждому, как и мне, хочется почему-то еще рассказать — устно или письменно — что с ним было. Зачем-то это надо. Зачем? Вот я читаю стихи очень уважаемого мною поэта Евгения Евтушенко и после каждой строчки удивляюсь: почему это не я написал? Все как будто про меня.

…Начало, где вниз ты по лестнице мчалсяКак только кончался последний урокИ в свалке веселой у раздевалкиПротягивая ты, торопясь, номерокИ в куче мальчишек, разгоряченныхПускай у девчонок, были смешки.Ты несся вперед, задыхаясь от бегаИ мокрого снега лепя снежкиМелькали ручьи, облака и кварталы,Но все же надо всем понималось одноЧего тебе очень уже не хваталоЧего ты понять не мог все равно.Хотелось любви настоящей, не ложнойИ как там теперь уже душой не кривиКонечно счастливойНо если уж сложно,То пусть не счастливойНо все же любви…

Случилась и у меня такая безответная любовь. Я-то пребывал почему-то в уверенности, что достоин большего ответного чувства, а моя избранница (это 5-й класс) не захотела с этим согласиться. Тогда это была для меня трагедия. Едва не конец света. Но как раз тогда-то я впервые и ощутил, как это сложно, какая это редкость — найти, обрести взаимное чувство. Но, может быть, найти его потом как раз и помог в том числе этот первый урок.

Здесь в основных главах не написал об этом. И еще о многом важном, необыкновенном, из чего состояло детство. Как, например, пасли коров с Женькой, соседом по кличке кондитер. С ним мы часто придумывали всякие новшества. однажды даже сотворили мост через Малую речку, чтобы коротким путем перегнать коров на пастбище с сочной травой. Женька говорил: есть такое правило — ели первую корову перевести, то пойдут все. Как мы тянули эту бедолагу корову! Но она провалилась передними ногами сквозь щели между деревяшками, которые у нас служили настилом моста. Провалилась, повисла, бедная, беспомощно мыча. Я — в деревню. Это больше трех километров. Привел мужиков, она наладили специальное приспособление из бревен и стали поднимать корову, нещадно ругая нас — мотостроителей.

А еще я не написал, как пела моя песня, у меня не хватило слов рассказать об этом. Голос у нее был негромкий. Пела она редко, наверное, причин для этого было мало. Но пела душевно. Голос удивительно чистый, как ручеек в лесу.

За горою у колодца,Где студеная вода,Вслед за жнейкою вязалаСнопы девка молода.

Этот ручеек звучит во мне и сегодня, он исчезнет вместе со мной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное