Читаем Мы-Погодаевские полностью

Сам же Павел Нестерович одевался скромно, мог прийти в школу в кирзовых сапогах, испачканных коровьим навозом, в помятом пиджаке, в неглаженных брюках. Мы, уже привыкшие к лишениям военного времени, и не ставили это в вину учителю.

На уроках он был по-прежнему энергичен и возбужден, любил и поворчать, если замечал что-то неладное, но мог и проявить завидное внимание к огорченному чем-то ученику. Мог и «двойку» поставить в журнал. Меня постигла такая немилость, когда я при ответе перепутал изобаты и изобары.

«Двойка» обескуражила, и я, вырвав из учебника лист под обложкой, нарисовал шарж на учителя с большим сходством. Пустил по рядам и со страхом слушал, как смех одолевает ребят. Конечно, Павел Нестерович завладел шаржем, тщательно осмотрел его и… похвалил меня:

– Ты молодец, Замаратский, здорово получилось. Позволь взять рисунок на память.

Мог ли я отказать?

Меня всегда поражала его неукротимая энергия и скорость. Едва влетев в класс, он командовал:

– Замаратский, к доске!

Еще один эпизод. Иван Павлович, учитель математики (рассказ о нем впереди) заболел, и Павел Нестерович стал заменять его. Он называл страницу, номер задачи и предлагал:

– Кто первый решит, получит «пять».

В классе учился Леонид Белобородов, математик по природе (если б война быть ему профессором, но… увы). Он через две-три минуты тянет вверх руку.

– Что, Белобородов?

– Я решил.

– Ставлю «пять». Решай следующую…

Ленька мог бы получить сто «пятерок». Выздоровел Иван Павлович, пришел на урок, объяснил новый материал, дал номер задачи, а Ленька тянет руку вверх.

– Что, Леонид?

– Я решил.

– Так быстро?

– А нас Павел Нестерович научил: кто первый решит, получит «пять».

– Торопиться блох ловить, – урезонил его Иван Павлович.

Павел Нестерович играл в спектаклях во время войны, когда сборы от спектаклей шли в фонд обороны, и после войны, к сожалению, из седьмого класса я был вынужден пойти работать в качестве монтера на радиоузел, потом был призван в армию, а после службы поступил в Иркутское художественное училище. Собираясь уехать домой на каникулы, пришел на пристань, чтобы купить билет на пароход.

На берегу увидел группу учеников и, удивительно, во главе их Павла Нестеровича, который, узнав меня, вдруг «воспылал» вдохновением, неподдельным, казалось, вечным.

– Ребята, – начал он, как всегда, приподнято, – знаете, кто это?

Ребята молча уставились на меня, а Павел Нестерович давай меня нахваливать, да так, что мне стало не по себе.

– А это, – продолжал Павел Нестерович, – мой бывший ученик, художник и поэт. Вот что он написал, когда учился в шестом классе, – и продекламировал мой «шедевр» о кедре на речке Тушама.

Я был изумлен, поражен его памятью. Он рассказал мне, что работает в школе города Усолье и привез учеников на экскурсию в Иркутск, посмотреть город, посетить музеи, исторические места, «подышать» воздухом прошлого.

Потом стал расспрашивать меня о Нижнеилимске и его жителях, о том, какие события случились там в последние годы.

Я был обескуражен, не мог ответить почти ни на один вопрос, мысленно кляня себя за невнимательность отношение к илимчанам, людям, в основном спокойным, лишенным сентиментальности или тщательно скрывающим ее за суровой илимской действительностью. Конечно, не все, но я, видимо, представлял экземпляр, который не хотел знать больше того, что знал. Я любил природу Илима, его мягкую, незатейливую красоту, обожал, пытался рисовать ее пейзажи, писал о ней стихи, изредка «разряжаясь» стихами о людях, вот и о Павле Нестеровиче написал.

Учитель

Как в преддверие рая,В класс притихший влетал,На ходу открываяКлассный журнал.И ворчливый немного(Указка в руке)Вызывал от порога:Замаратский, к доске.Нарисуй-ка на памятьБайкальский хребет,А Оглоблина Таня,Расскажи про Тибет.Кругоплечий и резвый,Русый цвет бороды,Взгляд и честный и трезвый —Родниковой водыВыше среднего роста,В школу страстно влюблен,Задушевно и простоВел себя с нами онБыл и строгим и чутким,Спросит вдруг, между дел:У? Печален, Васютка?Может быть, заболел?Был ли он образцовымВсегда и везде?Но стоит образом онБлагородства в труде.И любим беспредельно,Не забудется, нет,Удивительно цельныйПедагога портрет.

К сожалению, о дальнейшей судьбе Павла Нестеровича я знаю понаслышке и немного, потому что из седьмого класса ушел на работу монтером радиоузла, где до призыва в армию работал мой брат Михаил, и меня уговорили, упросили на его место.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное