Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего

Казалось бы, наши социал-державники в полной мере преодолевают внеисторизм как исходный методологический порок либерализма. В самом деле, они систематически критикуют западную рыночную цивилизацию, но… как правило, с позиций прошлого. Ностальгия то ли по великой империи, то ли по могучему союзу, то ли по патриархальной общине, то ли по сталинскому колхозу — вот основной лейтмотив такой критики. Это, конечно же, больший «историзм», чем у неолибералов, ибо признается наличие (пусть хотя бы в прошлом) чего-то позитивно отличного от буржуазного мира. Но вот аргументация «почвеннических» критиков рыночной цивилизации и буржуазного индивидуализма, как правило, оказывается в корне внеисторичной: не более чем исконно (от бога? от особого русского национального характера?) присущая нам тяга и любовь к «народности», «соборности» и «державности». Доказательство наличия этих черт является зеркальным отображением либеральных аргументов.

Первые: в России испокон веку люди надеялись на сильного государя и оные государи (вплоть до Сталина) и были оплотом страны вкупе с религиозной (то ли православной, то ли коммунистической) верой и традиционной общинностью. Так было и тем сильна была Россия, пока не пришел антихрист в облике Гайдара (для некоторых из «белых» державников Егор Тимурович оказывается продолжателем разрушительных действий «западника» Ленина).

Вторые: Россия должна вступить на единственно возможный рыночно-буржуазный путь развития, антитезы которому лежат исключительно в прошлом (в качестве примера выступает все та же сталинская держава, только на сей раз в качестве абсолютного символа «империи зла» и тупиковой ветви эволюции). Соответственно, любая альтернатива либеральному миропорядку рассматривается исключительно как откат в прошлое.

В обоих случаях очевидна ограниченность возможных путей эволюции: либо западнический неолиберальный порядок, либо путь назад под лозунгом возрождения (конечно же, на новой основе) сталинско-романовской державы.

При этом парадоксом является расхождение абстрактных лозунгов и реальных стратегических установок. Для либералов высшая ценность — «открытое общество», но при этом всякая действительная открытость в будущее, по направлению к позитивной критике аксиом «открытого общества», всякие попытки поиска и созидания пострыночного мира, снятия буржуазных форм отчуждения (частной собственности, денежного фетишизма, гегемонизма корпоративного капитала) воспринимаются как опасная ересь, которую надо давить в зародыше. Пока она слаба, для этого достаточно монополизации средств массовой информации (при формальной свободе слова), если же «ересь» получает значительное распространение (как в Чили или у нас в 1993-м), то не грех и танки употребить… Так либеральная проповедь «открытости» на деле оборачивается жесткой консервацией одной-единственной экономической, социальной, культурной и т. д. системы — капиталистической.

Для державников открытость даже и не прокламируется как ценность или априорная установка (за исключением некоторых «просвещенных» почвенников, тяготеющих к социал-демократии). Напротив, главный акцент делается на русской специфике, «самости» и непохожести нашего Отечества на любую другую страну. Спору нет, Россия действительно обладает специфически историко-культурными, социально-экономическими и проч. чертами. Но это в полной мере относится и к любой другой социальной системе. Проблема в том и состоит, чтобы в нынешнем взаимосвязанном и все более интегрирующемся мире сделать эту специфику не «железным занавесом», а условием для все более интенсивного равноправного диалога больших и малых народов и внутри России, и в СНГ, и в мире. А это иная установка.