Мы приехали лентяйничать

Я решил не идти в воду, потому что плаваю скверно, хотя Лена неоднократно наставляла меня, в особенности в кроле (она больше всего любила этот стиль), что ногами надо «нажимать», на воду вроде рыбьего хвоста, а руки «должны создавать зацепление, что и обеспечит равномерное продвижение вперед».

Слова прямо из учебника!

Но, сколько я ни пробовал, ноги у меня не работали, как рыбий хвост, и зацепления тоже не создавалось — летели брызги, я быстро задыхался, и никакого равномерного продвижения не обеспечивалось тоже.

Лена подошла к краю бассейна — в белом шерстяном купальнике, в белой повязке, придерживающей волосы (шапочку Лена не носила), и в белых резиновых туфельках на плотных маленьких каблуках.

Матросы потеснились, пропуская ее к воде. С интересом поглядели на Лену. Но за нее я был спокоен.

Лена присела, отвела руки — прямые, напряженные, — оттолкнулась, без всплеска прорезала воду и ровным, неспешным кролем поплыла в море.

В прозрачной зеленой воде все дальше уходили белые туфельки, чуть-чуть вспенивая воду.

Матросы с одобрением отметили четкость и красоту стиля.

Гриша с ребятами отрабатывали старт. Лучше всех получалось у Спартака. Неплохо получалось и у Юли. У Тани — хуже.

Мне казалось, что Таня сердится и что между ней и Юлей происходит какое-то внутреннее соревнование.

Из-за мола показались два парусника — один большой, синий, другой — поменьше, белый. Это было совершенно неожиданно. Откуда взялись фрегаты?

— Ушаковцы приплыли, — сказали моряки.

Я не понял, почему «ушаковцы». Из истории я, конечно, знал, что в XVIII веке был знаменитый русский флотоводец адмирал Ушаков. Но при чем тут он и эти фрегаты?

На расстоянии полумили шел морской охотник, вскидывал носом буруны. С капитанского мостика сигналили флажками парусникам.

— Убрать грот-бом-брамсель, — прочитал один из матросов.

Вскоре из разговоров моряков я понял, что в Ялте происходит съемка кинокартины «Адмирал Ушаков». Фрегаты назывались: большой, синий — «Дунай», а поменьше, белый — «Товарищ».

Из заплыва вернулась Лена. Моряки почтительно протянули ей руки, чтобы помочь подняться на мостки бассейна.

Лена села рядом со мной.

Мы разговорились с моряками и узнали, что они тоже снимаются в «Адмирале Ушакове».

Приплыл еще буксир, который тянул баржу, оборудованную как фрегат. Из люков выглядывали черные пушки. На флагштоке вился французский флаг.

К нам подсели и пионеры с Гришей: у них была передышка в тренировке. Ребят заинтересовало, почему на барже поднят французский флаг. Адмирал Ушаков сражался с французами? А если сражался, то где?

Моряки рассказали ребятам, что Ушаков сражался с французами в Средиземном море и освободил крепость Корфу. А у Синопа Ушаков разбил турецкую эскадру, которая хотела захватить Крым.

«Французский фрегат» отцепили от буксира, и начался бой между ним и «Дунаем».

На «Дунае» взвился русский флаг — белый с синим крестом. Слышно было, как затрубили сигнальные рожки: «Приготовиться к баталии!» Крышки у люков откинулись, вылезли голые по пояс матросы и протерли шомполами стволы пушек. «Дунай» разворачивался под ветром, прицеливался. Раздалась команда: «Фитиль пали!» — и ударили пушки.

Воздух сдвинулся, качнулся. В горах заухало, загремело, точно кто-то сбросил пустую железную бочку и она покатилась, грохоча и подскакивая на утесах. Над морем нависли плотные клубы порохового дыма. Едко запахло серой.

У «Дуная» обломилась рея, вспыхнул, как бумажный, парус. У «французов» тоже что-то загорелось: там, видимо, подожгли специально приготовленную паклю.

Дым сделался гуще. Вода покрылась копотью и пятнами орудийной смазки.

Морской охотник с киноаппаратом не переставал суетиться. Матросы и мы с ребятами были в восторге — когда бы еще привелось увидеть такое!

А сражение крепчало. Рявкали бомбами и фугасами чугунные пушки. Это так казалось, что бомбами и фугасами, потому что настоящих-то бомб и фугасов, конечно, не было.

Отлетали от кораблей щепки, обрывки вант и шлеек, пеньковых тросов. Обвисли, почернели в дыму паруса. У «Дуная» срезало кусок бизань-мачты, но зато «французы», охваченные сильным пламенем, начали крениться на борт.

До нас донеслось русское «ура». Мы тоже повскакали и закричали:

— Ура-а!

— Слава храброму адмиралу!

Когда бой утих и глядеть было не на что, все попрыгали в бассейн. Началась веселая игра в мяч.

Отказалась играть только Таня. Она осталась сидеть на берегу, обняла колени и положила на них подбородок.

Мяч был цветной, огромный. Прыгнул в воду и я. Пустяки, что плаваю скверно! Сейчас это незаметно. Громче всех смеялись и веселились Юля и Спартак.

И тут я понял причину Таниной грусти: Юля и Спартак всегда вместе, и, когда они вместе, им весело. А Тане от этого совсем наоборот — ей грустно.

От Юли и Спартака не отставала и моя Лена. Она кувыркалась, выжимала в воде стойки, вскарабкивалась ко мне на плечи и с громким смехом и брызгами сваливалась в воду, нарочно посильнее оттолкнувшись ногами, чтобы я тоже не устоял и свалился.

Один из матросов нырнул возле Юли и, неожиданно вынырнув, поднял на голове два пучка скрученных волос — получился черт.