Читаем Мы проиграли! полностью

Все заметно усложнилось.

Поверх одного узора на окне вырос другой, и нет горячих детских рук, чтоб внести хоть частичную ясность, чтоб взглянуть хоть глазком, что там – по другую сторону. Все заметно усложнилось.

125.

Опять усталость в пояснице скатилась с плеч, как газовая шаль.

126.

Перелетные люди.

127.

Промежуточное: все не клеится. Жизнь продолжает кормить сытными компромиссами, от которых у меня развивается (кишечная какая-то) фрустрация. Напечатали книгу, привезли сегодня из Екатеринбурга. Ужаснулся верстке, обнаружил на последнем развороте определение «фотокнига» (уж лучше бы «фотоальбом»), добавленное себялюбивыми издателями, которые же одновременно и фотографы. Укололо больно, хотя и знаю, что текст там – главное, основное, осевое; сам по поводу этого своего нежного авторского раздражения иронизировал весь вечер, но душеспасительный смех срывался на нервное хихиканье. Тем более что переговоры с журналом не клеятся – всюду, как в трамвае, «двери закрываются», только даже без равнодушно-предупредительного «осторожно». Ощущение такое, что свернул по глупости в тупик темной ночью, пробираюсь на ощупь, верю, что найду в конце найду выход, а если не найду – сделаю с собой что-нибудь от безысходности. Впрочем, ничего не сделаю. Сначала понимаешь, что с другими ничего поделать нельзя, потом понимаешь, что и с самим собой ничего поделать нельзя.

Завтра, то есть уже через несколько часов, поеду в Куеду – разбирать вещи отца. Я долго собирался с силами, с мыслями, теперь момент настал: от слов к действиям. До финиша уже не далеко, а бегу я быстро. Все очевиднее другое: с довершенной рукописью закончится лишь сухое бумажное развоплощение отца. Живое, кровное останется при мне – татуировкой, талисманом, предостережением, оберегом, самим мной.

128.

Но, как заметил Черепанов, действительно фотокнига.

129.

В Куеду выехал вчера рано утром, рассвет встретил уже в пути, а возвращался поздно – так что и на закат посмотрел из-за руля автомобиля. Август нынче влажный, как в тропиках: в низинах туманисто, росисто. Доступный, видимый мир мчится вместе с машиной, сужаясь до маленькой ясной полянки, со всех сторон окруженной беспросветно-серой ватой, на подъемах он вспыхивает в полную силу, а на вершинах исчезает вновь, как бы тая под теплой тяжестью низких облаков.

По пути, чтобы не уснуть, болтал с двоюродной сестрой, точнее, она болтала, а я пытался слушать. Крутил диски – Royksopp, «Легкие», на обратном пути – Мадонну, пил теплую минеральную воду, а сам думал, как там все будет, что там будет вообще. Найду ли я то неуловимое, что ищу (хочу то – не знаю, что), или все бессмысленно, бесполезно, хотя такого не может быть, потому что не может быть. Болела поясница, затекла шея, почти не сверяясь с картой, по памяти, промчался через Юго

Камский, свернул на Осу, потом оставил по правую руку Барду.

Ехал быстро, но осторожно. И все-таки, уже на последнем отрезке пути, где-то под Чернушкой, в районе деревни Деменево, меня тормознули гаишники. Поскольку взятку гаишнику я давать не умею и не хочу, у меня изъяли водительское удостоверение. В протоколе записали: в черте населенного пункта, где ограничение скорости составляет 60 км/ч, водитель автомобиля KIA (государственный номер) двигался со скоростью 139 км/ч (превышение – 79 км/ч). Выдали вместо прав филькину грамоту, с которой я буду ездить, пока краевая ГИБДД не рассмотрит мое дело об административном правонарушении.

И вот – Чикашинский пруд, река Буй, на которой некогда, еще в моем отрочестве, находились «сады», теперь так заросшие низким кустарником, что кажется – ничего и не было здесь никогда. Аршинную каменную надпись «Куеда» разобрали – расширяют шоссе. Открыл окно, впустил воздух с едва уловимым, но неизменно присутствующим местным ароматом кисловатого цветения. Отвез сестру к родителям, дошел пешком до бабки. Толкнул всегда открытую дверь. Вошел.

130.

Высасывание значительности из собственной незначительности.

Когда я вырасту, буду такой же, как Вуди Аллен, только несмешной.

131.

Из записных книжек отца:

«Два механизма правят миром – секс и прибавочная стоимость».

132.

Из записных книжек отца:

«В отношении моей сестры… Она испытывает сложный конгломерат чувств – от положительных до раздражения и неприязни. Она не понимает, что ум не является еще гарантией жизненного успеха. Есть еще и кармическое предназначение. Они, возможно, только потому и хорошо живут, что я искупил своей жизнью те или иные ошибки, допущенные родственниками в предыдущих поколениях».

133.
Перейти на страницу:

Все книги серии Лента.ру

Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями
Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

К началу 2014-го года "Лента.ру" стала главным общественно-политическим изданием России и пятым по размеру аудитории сайтом в Европе. Ежедневно ее читали два миллиона человек. В своих воспоминаниях основатели, руководители и сотрудники "Ленты" делятся секретами журналисткой работы, объясняют, как небольшой новостной сайт превратился в лидера рынка – и что для этого потребовалось сделать.«За год мы пересекли отметку в сто миллионов посетителей, наши публикации прочитали полтора миллиарда раз, одна из наших публикаций собрала миллион просмотров, наши фотоистории просмотрели 30 миллионов раз, видео – 13 миллионов. Мы ликовали. Мы поверили в то, что победили. Мы подумали, что можем без помощи властных структур, без пиар-технологий и покупного трафика, без инвестиций и джинсы, без приглашенных звезд и эффективных менеджеров стать крупнейшим независимым СМИ в России. Мы были уверены, что изменили правила игры. Нам оставалось два месяца до конца».

Иван Колпаков , Коллектив авторов

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза