Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

Дальнем Востоке. Шура согласилась с мужем, полагая, что ему следует

“походить по городу”, “оглядеться вокруг”, спокойно подумать - и затем

уж решать, где ему хочется работать.. Но пока хороший специалист -

электрик, каким был Ваня, ничего не не находил “по душе”.....

Артель отца накануне жарких летних дней “разбежалась”: каждый ее

член решил заниматься только своим, нужным ему делом. И бывший

глава - организатор коллектива теперь самостоятельно, в полном

одиночестве работал в лугах (сенокос) и в степи (бахча)... Несколько раз он

обращался с просьбами к знакомому “полещику” и к бригадирам соседних

колхозов. Неделю “держал” чужую, “нанятую” им лошадь: нужно было

обязательно заготовить сено для коровы.. И с облегчением вздохнул, когда

увидел, что будущая зима уже не испугает его

Оставалось еще одно нелегкое, но привычное дело - бахча. Отец успел

вовремя выполнить все необходимые весенние работы на своем

небольшом участке . Как ему удалось вспахать землю и ухаживать за

арбузами, тыквами и картошкой - на этот вопрос он не отвечал.. Не

217

говорил и о том, каким может быть урожай на его бахче: боялся

“испытывать судьбу...”

Жизнь в первые послевоенные годы для большинства рядовых

уральцев оказалась не менее трудной, чем во время войны...Спокойной,

безопасной?! Бесспорно, да!. Но никак не легкой... 46- 47-й запомнились

многим как тяжелое, полуголодное время. Летом страшная засуха

уничтожила будущий урожай и степные травы... Продуктовую карточку не

всегда “отоваривали”. И она превратилась в мало что значащий и стоящий

клочок бумаги....Каждый день перед продуктовыми магазинами, как во

время войны, стояли “бесконечные” очереди в ожидании хлеба.. На базаре

- пусто... “Случайный” товар покупатели моментально “сметали” с

прилавка (“расхватывали”). Старая местная гадалки на центральной улице

(рядом с домом Карева) поздней осенью 46-го говорила о страшных

испытаниях: “.. Будет холодная и голодная зима...Скотина подохнет... А

лето - жаркое, сухое, без дождей... Степь сгорит... За грешные наши дела

- наказанье великое будет...”

Прохожие, слушая зловещее предсказание знающей жизнь

Максимовны, по -разному воспринимали ее слова: одни - посмеивались,

другие - печально хмурились. Но никто не возражал гадалке. И не

приглашал старого, известного в городе милиционера, который мог бы

остановить мрачные речи старухи..

Первые послевоенные годы - нелегкие не только для взрослых, но и

для детей. Костя и я не только учились, но, сменяя друг друга, постоянно

дежурили у хлебного магазина на Советской улице. Очередь никогда не

уменьшалась... Повторялось то, что было знакомо мне по недавним

временам: постоянные проверки, жалобы, злые крики, переходящие в

откровенную ругань, и пр. Бывшие фронтовики особенно резко выражали

свое недовольство положением в городе: они не стеснялись в “острых” (не

всегда литературных) выражениях по поводу чиновников, “сидевших во

время войны в своих теплых и светлых кабинетах”, а “теперь

издевающихся над простыми людьми..” На предприятиях партийные

руководители пытались что - то объяснять рабочим, но их словам не

верили Местные власти, недовольные шумными, скандальными

очередями и стихийными “митингами” у хлебных магазинов, опасаясь

открытого выражения массового протеста, вновь, как во время войны,

распорядились “разгонять” толпы людей, стоявших у магазинов...

Поведение “стражей порядка” было заранее известно...Ничего нового в их

действиях не было и не могло быть: ведь милиционеры привыкли лишь

старательно выполнять приказы.... А каковы они, эти приказы ?

“Защитники общественного порядка и дисциплины” вопросы такого рода

никогда не задавали - ни себе, ни начальству...

218

Сначала они уговаривали уставших от бессонницы и ожидания

женщин и подростков (они составляли основную часть “очередников”)

“разойтись по домам”, затем - раздавались грозные слова -

предупреждения о какой - то загадочной “решетке”, далее следовало

“задержание нарушителей порядка” и черная машина, хорошо известная в

городе...

...На час - полтора очередь как будто исчезала. На улице наступала

тишина. Но ни один “владелец хлебной карточки” не уходил домой: все

прятались в укромных местах. Вели разговоры о последних сплетнях и

слухах, - об отмене продовольственных карточек и денежной реформе(

произойдет в конце 46 -го - начале 47 -го): “.Как тогда будем жить? Лучше

или хуже?..” Но кто мог тогда верно ответить на вопросы, особенно

сильно волновавшие людей?

Косте и мне приходилось прятаться недалеко от магазина под грязным

арычным мостом: нельзя было на долгое время оставлять без внимания

очередь и свое место в ней. Я болезненно воспринимал все