Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

В доме на Сызранской появилась первая сноха (невестка). Свекровь и

свекор встретили ее тепло. Молодым отвели светлую комнату на верхнем

этаже Младших братьев отправили вниз. Они обиделись на нежелательный

переезд, пытались «бунтовать», но Иван быстро их успокоил.

13

1915-й год был одним из последних (если не самым последним)

относительно спокойных (больше внешне спокойных) для семьи моего

деда. Нельзя, конечно, так говорить, когда старший сын на войне, а два

других – в запасном полку и каждый день готовились к отправке на фронт.

И все же тот год в родительском доме считался и «добрым», и сытым.

Ведь позже жизнь «закрутилась совсем иначе». Точнее – «покатилась под

откос». С каждым месяцем она становилась все более трудной и

непонятной, даже каким будет завтрашний день нельзя было предугадать.

Местная газета постоянно печатала списки погибших на фронте

казаков. Их количество постоянно увеличивалось. На улицах города

появились женщины в черном. В хуторах и станицах остались лишь

юноши, не достигшие служебного возраста, да отставные старики.

Молодых казаков сразу. же после призыва отправляли в полки.

1916-й заставил вспомнить голодные годы. В Уральске заговорили о

мучном кризисе. Его искусственно создали зажиточные илецкие казаки и

городские торговцы, хранившие в своих амбарах тысячи пудов зерна, но не

спешившие продавать его по старой цене.

Хозяйственное правление вынуждено было принять специальное

решение, ограничивавшее «таксы на предметы продовольствия», и ввело

карточки (талоны) на продажу хлеба. Но действия войскового руководства

не улучшили положение рядовых казаков и городских рабочих, ставших

первыми (и основными) жертвами наступившего кризиса. Улицы города

вновь, как накануне войны, заполнили толпы нищих и больных. Не только

«чужих» (беженцев из западных губерний), но и своих – жителей южных

хуторов и станиц. Некогда сытая и спокойная жизнь в Войске быстро

менялась. И не в лучшую сторону.

Возникли трудности и в нашем доме. Но дед надеялся на помощь

младших детей. Решил «серьезно приучить» их к нелегкой, «бахчевой»

работе и «новой» жизни. Привыкший постоянно трудиться, он не видел

ничего страшного в том, что 14-летний Александр станет заниматься

нужным и полезным делом. Да и Василию «хватит баклуши бить, ...уже не

маленький». Но десятилетний сын думал иначе: он хотел учиться и просил

родителей отдать его в войсковое училище. Отец не понимал его желания:

56

«Зачем тебе еще учиться?. Ведь умеешь читать-писать...Что еще надо?

Работать следует».

Помощь младших детей была явно недостаточной, чтобы удержать

прежнюю, обеспеченную жизнь: мальчишки могли выполнять (обычно

дома) лишь мелкие поручения родителей. Какая польза от неопытных, не

знающих ни одного серьезного дела детей в лугах или в степи? Конечно,

никакой. Они часто лишь «портили нужное», и тогда отцу приходилось все

исправлять.

Моя бабушка вместе с дочерью и снохой с ранней весны до поздней

осени, как и раньше, жили и работали на бахче. Лишь иногда к ним

приезжал Иван: строгий начальник мастерской подъесаул Павел Корин

неохотно отпускал «на волю» своих мобилизованных работников.

Дед все лето занимался извозом и редко бывал в лугах (на сенокосе) и

на бахче: Обычно он привозил женщинам хлеб, проверял участок и сразу

возвращался в город. Старался избавить семью от повседневных забот и

тревог. Не раз ездил в северные станицы и хутора «ради нужного

занятия». В прошлом году опытный уралец еще мог договориться со

старыми приятелями и привезти домой овес и пшеницу, муку и мясо. Но

жизнь с каждым месяцем становилась все труднее, и теперь илецкие казаки

отказывались продавать продукты, хотя дед предлагал им хорошие

«живые» деньги. Приходилось ездить за Урал и там вести долгие

разговоры с аксакалами, чтобы получить (купить или обменять)

необходимые семье продукты.

И в собственном доме жизнь незаметно становилась непривычной.

Для будущего деда – малопонятной. Иван в свободное от службы в

мастерской время по-прежнему аккуратно выполнял хозяйственные дела и

просьбы отца, но было заметно, что его больше заботит не столько родной

дом, сколько будущее своей семьи и собственная судьба. Сын надеялся

через год-два стать самостоятельным хозяином: «Не мальчик, чтоб

выслушивать советы да бегать на посылках. Пора заняться собственным

делом». Новые мысли и желания тревожили казака и невольно отдаляли

его от отца. Но открыто заявить о них и нарушить традиции старой

«истинной веры» и привычные семейные правила Иван еще не решался.

Степан и Илларион, служившие в запасном полку, лишь иногда

забегали в дом. Помочь отцу они не могли. И получилось так, что он один,

без поддержки детей тащил воз повседневных дел и семейных забот. Так

понимался и исполнялся долг главы дома. Но иначе не могло быть,