Вся суть в банджи-джампинге состоит в том, что тебя несколько минут натаскивают инструкторы, что-то быстро говорят, например, про то, как правильно лететь головой вниз, чтобы та не оторвалась по пути, и как вести себя внизу, чтобы случайно не выплюнуть свою печень от страха. Потом задают несколько вопросов про то, не страдаете ли вы какими-то соматическими заболеваниями, хотя, кажется, их это интересует в последнюю очередь. А потом к тебе цепляют множество всяких поясков, зафиксированных на тарзанке, и толкают вниз.
Я тринадцатая на очереди. Тринадцатая!
Увидев, как передо мной прыгает один экстремал, затем другой, с такой непринужденностью и легкостью, будто летят не в бездну, а в джакузи с белоснежной мягкой пеной, мне становится так же легко и беззаботно, я совсем не переживаю. Я до сих пор парю на крыльях бешеного азарта и адреналинового экстаза.
Но стоило мне увидеть, как с виду уверенная в себе, бойкая, жилистая девушка, достигнув края пропасти, начала кричать и слезно молить, чтобы ее освободили от поясов, мне стало жутко.
Очередь стремительно уменьшается. Десятый, одиннадцатый, двенадцатый… тринадцатый.
У меня пересыхает во рту, а на лбу появляются капельки ледяного пота. Эдриан несет меня на руках к инструкторам. Стоило мне моргнуть, как мое тело уже оказалось в оковах защитных поясов. На голову надевают шлем, что-то вновь говорят, а я уже ничего не слышу. Взглянув вниз, я почувствовала все то, что испытала та девушка, что в истерике отказалась от прыжка. Во мне вспыхивает дикий страх. Голова существует словно отдельно от всего тела. Все кружится перед глазами, все звуки, голоса минуют меня, я нахожусь в кошмарной прострации.
Какого черта я согласилась на это?!
– Я люблю тебя, – мямлю я, крепко сжав руку Эдриана.
– Ты же не прощаешься со мной?
– Не знаю. Просто запомни, что я люблю тебя.
Меня сажают на самый край, дают немного времени, чтобы передумать или окончательно решиться.
И… толкают.
Мой полет длился всего несколько секунд, но для меня эти секунды стали вечностью. Время застыло. Я не заметила, как из моего рта вырвался оглушающий крик, эхом стукнувшийся о каменные скалы. Вначале я даже не осознала, что лечу. Я не видела ничего, кроме белого, ослепительного пространства. Кажется, душа опередила тело и несколько мгновений пролетела вне его заточения. Затем я почувствовала, как потоки воздуха бьют мне в лицо, они меня и пробудили, я пришла в себя и увидела реку. Увидела громадные серые глыбы, что препятствуют ее течению, скалы, от высоты и близости которых перехватывает дыхание. В какой-то момент я почувствовала, как гигантский шар страха, что заполнил все мое тело, разрывается и волны блаженной легкости разносятся с током крови. Я закрываю глаза и вижу себя до аварии, живую, воодушевленную, с радужными, девчоночьими мечтами и грезами, затем я вижу себя на больничной койке, истощенную, с опухшими веками и искусанными губами. А потом я вижу себя такой, как сейчас. Летящую вниз, довольную, искрящуюся счастьем, с горящим ярким пламенем любви, надежды и жизнерадостности внутри. Вместе с моим телом вниз летят все мои страхи, сомнения, страдания. Весь груз, что сопровождал меня все это время, мешая мне сосредоточиться на главном, на жизни. Этот прыжок вниз стал очередным доказательством моей свободы, моих сил, моей храбрости. Как я могу называть себя человеком с ограниченными возможностями, если возможности мои ничуть не ограничены! Я считала себя ограниченной из-за того, что не могу дотянуться до раковины, преодолеть лестницу… Да какая к черту лестница и раковина, если мне под силу броситься вниз с многометрового моста! Как я могу называть себя инвалидом, если сил и упорства во мне больше, чем в любом здоровом человеке!
Когда запас длины тарзанки иссякает, я останавливаюсь. Подо мной шумящая река, надо мной бирюзовые небеса. Я парю, словно птица, громко смеюсь, а затем кричу и слышу, как мои ребята, что на мосту, кричат мне в ответ. Кровь барабанит по вискам, сердце бьется в эйфории, я вытягиваю руки в стороны и наслаждаюсь этой невесомостью.
Меня возвращают на мост. Улыбка застыла на моем лице, и пару минут я ни слова сказать не могла.
– Ну, как ощущение? – спрашивает Карли.
– Кажется, я тысячу раз умерла и столько же воскресла.
Далее наступает очередь Тома, затем Андреа, Бриса, Фила. Им было не так страшно, как мне, во всяком случае, мне так показалось. С той же легкостью и жаждой новых ощущений, как у наших «ходячих» собратьев, они прыгали вниз, а возвращались с такой же широкой, не сходящей с лица, улыбкой.