— Разве любовь не чудо? — отпарировал мужчина, нарочито удивляясь её недогадливости. — Я слышал, профессор Дамблдор считал это чувство главной магией. Оно не подчиняется законам магии и крови, оно просто возникает… Может быть ласковым и нежным, может опалять страстью. Хотя люди и эти чувства научились изображать, не так ли? Министерство всегда полнится слухами, но я не слышал, чтобы молва связывала с кем-то вас. Вам знакомо это чувство?
— Нет, — неожиданно для себя самой ответила она.
— Жаль. — Теперь уже не дыхание, а губы коснулись кожи на плече, рождая волны дрожи. — Я хотел бы пробудить его в вас. Все оттенки — и нежность, и страсть… Каждый имеет право на заветное желание, и моё вы теперь знаете…
Гермиона дёрнулась, пытаясь обернуться, но тщетно: руки в чёрных перчатках аккуратно, но твёрдо сжали её плечи. От прикосновения губ к коже кидало из жара в холод, она точно знала: таких чувств ей никогда не приходилось испытывать ни с кем. Здесь не было место сомнениям: все покровы были сорваны, эмоции обострены до предела. Самообладание держалось на тонкой нити: прежняя Гермиона потонула в потоке ощущений, отбросив панцирь здравомыслия и осторожности. И теперь яркий огонь чужих чувств, пожирал её, словно неосторожного ночного мотылька, влетевшего в костёр.
— Сегодня волшебная ночь, — прошептал голос. — Я мечтал о ней слишком давно. И не мог упустить шанс. Я ведь тоже ношу маску, обязан носить. Как и вы, правда? А сегодня они сняты…
Ответить не получилось: на лицо легла ладонь, закрывая глаза, и в следующий же момент сильные руки развернули Гермиону, а её губ коснулись чужие губы, словно отвечая на потаённое желание. Поцелуй казался безумием, окуная девушку в чистый пламень чувств.
Через несколько мгновений всё закончилось. Она была свободна, а лёгкий ветерок стал напоминанием о незнакомце, ушедшем по-английски.
Внезапно воздух показался промозглым, от недалёкой Темзы повеяло сыростью. Вернулся шум, напоминая, что Гермиона находится в центре громадного города. Исчезло волшебство. А на глазах навернулись непрошеные слёзы.
Лишь несколько минут спустя, наконец-то осознав, что провела на балконе слишком долго времени, девушка шагнула обратно в зал. И сразу поняла, что действие Сферы исчерпало себя: всё вокруг потускнело, становясь обыденным и привычным. Навалилась непереносимая усталость, ноги налились тяжестью.
— Гермиона, — раздался голос Гарри. — Что случилось? Ты весь вечер сама не своя. Неужели новость о Малфое настолько тебя выбила из колеи?
— Просто не выспалась вчера, — через силу улыбнулась волшебница. — А день выдался длинным…
— Как твоя работа? — понимающе улыбнулся друг. — Судя по всему, сидела ты в отделе до ночи? Нашла что-то?
— Да, нашла, — кивнула Гермиона, невольно улыбаясь. — Только давай не сейчас — я хочу исчезнуть. Прикроешь?
— Герою надо выйти на свет? — хмыкнул Гарри. — Ладно, убегай. Совершу ещё один подвиг. Пойду пообщаюсь с Малфоем и Кингсли. Породим новую волну сплетен.
Мягко поцеловав друга в щеку, девушка скользнула прочь, устремляясь в небольшую комнату, откуда дверь вела прямо в Атриум. В текущем состоянии она боялась аппарировать: слишком многое случилось.
Уже выходя, она заметила Малфоя и министра, к которым действительно направился Гарри. Черная мантия слизеринца была застёгнута наглухо, выражение лица — ровное и спокойное. Словно ему неведомы никакие эмоции — ни плохие, ни хорошие. Хотелось понять, что прячется именно под этой маской, но подавив любопытство в зародыше, Гермиона вышла за дверь и скрылась в зеленом пламени ближайшего камина.
***
Следующие дни выдались суетными и напряжёнными. Гермиона поведала коллегам о найденных сведениях, но так и не решилась признаться им в своём безрассудном поступке. Исследования вышли на новый виток, однако теперь мистер Илстоун внимательно приглядывал за подопечными, не позволяя им и на йоту отступать от правил техники безопасности. Волшебнице приходилось сдерживаться и следить за словами, дабы не выдать своей чрезмерной осведомлённости.
Однако гораздо сильнее, чем совесть, Гермиону терзало любопытство. Долгими вечерами она тщательно, пользуясь думосбросом, вспоминала каждую подробность разговора на том балконе. Не оставалось сомнений, что тот странный человек её неплохо знает, и отнюдь не по статьям в «Ежедневном пророке». Стоило предполагать его присутствие в ближайшем окружении. Из лёгкого цинизма, пропитывающего фразы, можно было сделать вывод, что, обретая житейскую мудрость, он прошёл через нелёгкие испытания. Уже не был мальчиком, но стал мужем. Возможно, не раз разочаровывался, и горько. И хорошо познал житейскую истину о несотворении кумира. Мелких деталей набралось немало, только складываться в опознаваемый образ они не желали: Гермиона была уверена, что такого человека среди её окружения нет. Забавно, но лучше всех получившийся собирательный образ подходил Гарри, но в том, что он и незнакомец — разные люди, она была уверена.