Мы - советские люди

- Увесистая штука. Звались гуммами. Каждый немец-надсмотрщик был вооружён такой гуммой. Ею он всё время подбадривал голодных, усталых, еле волочивших ноги людей, работавших возле вышек. Прошу повнимательнее рассмотреть рукоятку. Видите: «Эрих Бокверке. Франкфурт». Массовое производство, так сказать, фашистский ширпотреб. Трости эти всё время гуляли по спинам и военнопленных и рабочих-поляков, которых тоже под конвоем водили, с работы и на работу. Но гумма - это нацистский каменный топор, кустарщина, изобретение зари фашизма. В последние годы тут были введены специальные порольные машины. Вы не ослышались, не какие-нибудь там парильные, а именно по-роль-ны-е, да, да, да, предназначенные для автоматического сечения людей. Что, трудно поверить, а? Вот гляньте на фотографию. Видите, скамья, обитая цинком, это чтобы легче было смывать кровь жертв: так сказать, дань гигиене. Как только жертва касалась скамьи, вот эти металлические полуобручи охватывали и крепко прижимали её. Затем поворотом вот этого включателя со шкалой, показывающей заданное число ударов, заставляли вращаться вот этот барабан со стальными прутьями. Прутья, натыкаясь вот на этот брусочек-ограничитель, сгибались и напрягались. Дальнейшее вращение барабана освобождало их, прут разгибался и бил по спине жертвы. Прошу, посмотрите внимательнее, вот лупа, видите: марка завода - «Омега. Дрезден». И вот заводской номер. Да, да, да. Именно завод «Омега» в Дрездене изготовлял такие порольные машины.

Но это ещё что! Фашизм не только создал эту машину. Не знаю, как в других местах, но здесь была даже разработана с немецкой тщательностью шкала её использования. Вот она, прошу взглянуть. Вы немецкий знаете? Так вот читайте, подлинник, да, да, да… «Невыполнение норм вторичное - пять ударов, третичное - десять… Порча инструментов - пятнадцать… Ослушание начальника - пятнадцать, вторичное ослушание - двадцать пять… Разговор с населением - двадцать…» Словом, стоило поляку, чеху, бельгийцу или там какому-нибудь лихтенштейнцу, рабочему или инженеру, это безразлично, нарушить одно из этих правил, и немец-надсмотрщик аккуратно выписывал ему талончик, так сказать, наряд, на сечение и указывал в нём число ударов. Вернувшись с работы, человек сам, да, да, да, сам должен был итти в лагерную контору, и немец-дежурный, которому он вручал этот талончик, производил автоматическую экзекуцию.

И человек, живой человек - самое гордое существо на свете, - который ещё недавно мечтал о будущем, учился, увлекался литературой, искусством, любил, - лежал вот на этой скамейке, охваченный железными обручами, - и какой-нибудь кособокий немецкий инвалид, выбракованный всеми военными комиссиями, сёк его при помощи этой машины. Чудо фашистской техники! А? Ну, а когда кто-нибудь поднимал протест или истощался на работах настолько, что не мог уже ходить, он попадал в «чёрный поезд», дважды в месяц курсировавший между этим городком и знаменитым Освенцимом. Там его сжигали в печах Биркенау, как ненужный промышленный отход, из которого ничего полезного нельзя уже было выжать для «великой Германии». Может, не верите? Спросите у моего квартирохозяина пана Казимира. Он здешний инженер и при немцах по принуждению тоже работал инженером. Он сам дважды полежал на этой вот скамье и получил первый раз десять, а второй раз пятнадцать ударов за снисходительное отношение к рабочим и чуть было даже не угодил в биркенауский камин, от которого его спасли вот те двое наших сограждан, портреты которых висят в гостиной в компании чопорных предков.

Короче говоря, всей этой системой фашисты стремились выбить из людей всё человеческое: гордость, честь, солидарность, подавить в них сознание, уничтожить волю и превратить человека даже не в животное, нет, - лошадь, вон, защищаясь, может лягнуть, бык бодается, - а в живую дешёвую машину, которая срабатывалась до полной амортизации, а потом отвозилась на свалку, то есть в Освенцим. И самое страшное было в том, что они уже кое-чего достигли. Да, да, да! Страх смерти заставлял людей молчать, покоряться, работать. В них постепенно притуплялось чувство протеста, слабела воля, сила сопротивления. Да, да, да! Не у всех, конечно, но у многих, очень у многих.

Так было тут, в этом заповеднике «нового порядка», до самой весны прошлого года, пока сюда совершенно случайно и совсем разными путями не попали два человека, эти - как их тут до сих пор с трогательным упорством называют на местный манер - пан Анджий Тюхин и пан Теодор Телеев, а проще говоря: штурман сбитого советского бомбардировщика дальнего действия Андрей Пантюхин и рабочий-нефтяник из Грозного Фёдор Пантелеев, привезённый сюда в качестве военнопленного.

Я вижу, вы улыбаетесь, - действительно смешно, что этих ребят до сих пор зовут здесь на польский манер, но в этом, мне кажется, особая форма признания их заслуг, однако об этом потом. Послушайте раньше, что здесь они натворили.