Максим Эдуардович сгреб свои бумажки со стола и, аккуратно сложив их в стопку, принялся утрамбовывать листочек к листку, колотя форзацем этой самой стопки по столу. Бряцк, бряцк, бряцк! — ударялась и без того уже аккуратная стопка о стеклянную столешницу. Взгляд профессора был задумчивым, а мысли, похоже, витали уже где-то далеко.
— Боюсь, что нет, — покосившись на Лыкова, покачал головой шеф. — Что-то исправить мы все равно не в силах. Ты ведь сам уже знаешь, что машины времени, способной отправить нас в изначальную точку преображения привычной нам реальности, не существует. Мы лишь можем следовать через временные разрывы материи за попаданцами. А рассчитывать на шанс, что когда-нибудь нам подвернется возможность попасть именно в то время, когда Сатановский начал менять прошлое, мы не можем, поскольку этот шанс слишком мал…
Стопка листков бумаги выскользнула из рук профессора, упала на пол и часть из них разлетелась по комнате.
— Как говорится: снаряд два раза в одну воронку не попадает, — закончил свою мысль Громов. — Поэтому с этим нам остается только жить.
— И заново учить историю, — подытожила Юля, встав со стула и принявшись помогать Максиму Эдуардовичу собирать рассыпавшиеся листки.
Денис лишь хмыкнул.
— Шеф, а можно еще один вопрос? — глядя на то, как Юля в винтажном платье, встав на коленки, полезла под стол за последним, залетевшим туда листком, спросил Фадеев. В другой момент подобное зрелище показалось бы ему весьма любопытным, во всяком случае, забавным, но сейчас Дениса интересовало немного другое.
— Конечно можно.
— Кто такая эта Моника и ее люди?
БАЦ!
Это Юля шмякнулась затылком о столешницу. Еще секунда и под столом стало подозрительно тихо.
— Вылезай, — скомандовал Громов. — Тебе же тоже интересно это услышать?!
Юлина рожица показалась из-за столешницы. Девушка виновато улыбнулась и, почесав ушибленную макушку, уселась на стул.
— Моника, или как ее звали раньше — Мария Ивановна Казак, является главой интернационального отдела Евросоюза, занимающегося недопущением изменения истории и извлечением граждан западного мира, угодивших в петлю времени, — прорезюмировал шеф.
— То есть: она и ее группа — наши коллеги и занимаются тем же самым?! — подытожил Денис.
— В сущности, да, — кивнул шеф.
— А еще она — предательница и перебежчица, — вдруг воскликнул Лыков и хлопнул собранными листками об стол, отчего они опять разлетелись по кабинету.
Юля лишь хмыкнула, но собирать бумаги на этот раз не поспешила, профессор занялся этим в одиночестве.
— И Максим Эдуардович прав, — согласился Громов. — Семь лет назад, когда наш отдел только создавался, Моника, как и я, стояла у его истоков. В свое время она была отличной шпионкой и зарекомендовала себя, как высокоморальный и преданный делу агент. Но, как выяснилось в дальнейшем, ее высокоморальные принципы оказались чрезмерно высокими. Казак решила, что ни одно государство в мире не вправе единолично обладать технологиями, способными проникать через временные разрывы. Она посчитала, что шанс, будто новая Россия… — шеф на секунду замолк, перед его глазами всплыла картина прошлого, — «развалившегося коммунизма», как она выразилась однажды, захочет переделать историю под себя, слишком высок. И выкрала наши технологии…
— Изобретенные, к слову сказать, мной! — пропищал профессор Лыков из под стола.
— Да, изобретенные Максимом Эдуардовичем, — согласился Громов и продолжил: — Казак выкрала эти технологии и поделилась ими с английской и китайской разведками. Не продала! Попрошу заметить! — Шеф поднял палец кверху. — А поделилась, согласно своим гуманным и идеалистическим принципам.
— Даже не смейте ее защищать, Константин! — Раздался ворчливый старческий голос из-под стола. — Она не борец за идею, а предательница и воровка.
Громов смерил столешницу недовольным взглядом, будто пытаясь ее прожечь.
— При всем уважении, Максим Эдуардович, но я никого не защищаю, а лишь привожу факты!
— Боюсь, что ваши в прошлом близкие отношения с этой женщиной мешают вам рассуждать о ней здраво! — Донеслось из-под стола.
БАХ!
Ладонь Громова треснула по столешнице.
Юля аж вздрогнула, а Денис подумал:
«Ого, первый раз вижу, как шеф потерял над собой контроль, видимо амур-ля-мур у них с этой Моникой был не шуточный. И она, по-видимому, разбила ему сердце своим предательством. Хотя, возможно ли вообще разбить сердце Громову? Это еще вопрос».
— Лыков, кончайте там шебуршиться, как домашняя мышь под плинтусом и вылезайте уже из-под этого чертового стола! — прорычал шеф.
Профессор что-то пробурчал, но все же вылез и, скомкав листок, который оказался у него в руке, уселся на стул.
— Зачем же так злиться, любезный? — пропыхтел Максим Эдуардович. — Вы рассказываете эту историю, вот и рассказывайте, а я лишь внес свое скромное мнение. Продолжайте.
— Спасибо, профессор, за ваше скромное мнение, — покачал головой Громов. — Но больше тут рассказывать нечего! — Взгляд в сторону Дениса и Юли. — Дальше уже и сами все додумаете, знаю я вас.
— Ну, в принципе все понятно, — постаралась подытожить Юля. — Выходит…