— Достанешь ты, как же… — откровенно зевнул купец. — Не знаю уж, что ты там за офицер, только по всему видать — такой же беспашпортный, как и жулик твой. И чего мне с вами делать? В разум не возьму…
Владимир молчал: все равно говорить было больше нечего. Мартемьянов, поглядывая на него, не спеша глотнул чаю, отодвинул бумаги, посмотрел зачем-то на счеты, подумал с минуту, сдвинув взъерошенные брови, — и вдруг крикнул:
— Эй, Ванька! Приведите вора давешнего!
«Приведите», — мельком отметил Владимир, чувствуя, как взбежали по спине горячие радостные мурашки. Значит, чертов сын, не только жив, но и на ногах держится… Прошло довольно много времени, Мартемьянов молча пил чай, Владимир все так же стоял у дверей, чувствуя, как от напряженного ожидания бухает, словно забивая невидимые сваи, сердце. Наконец послышался грохот приближающихся шагов из сеней. Дверь, стукнув, распахнулась, и двое мужиков, пыхтя, втащили связанного Северьяна.
Даже при тусклом свете керосиновой лампы было заметно, как сильно он избит. Все лицо было в темных пятнах и полосах засохшей крови, рубаха порвана в лоскутья, губы разбиты, но оба глаза были на месте, — что в первую очередь отметил Владимир. Правда, глаза эти были сплошными сизо-черными синяками, но блестели из-под вздувшихся век знакомым диковатым и по-прежнему непокорным блеском.
— Вот он, красавец, — спокойно сказал Мартемьянов, кивая на приведенного. — Твой, что ли, узнаешь?
— Узнать, конечно, трудно, — в тон ему ответил Владимир. — Но все-таки мой. Что хочешь за него, Федор Пантелеевич?
Северьян исподлобья посмотрел на Владимира. Опустил голову. Мартемьянов, наблюдая за обоими, усмехнулся:
— В участок я своих воров не сдаю (он так и сказал — «своих»), возиться неохота. У меня расправа коротка: мешок на голову — и в Волгу. Этот живой, потому что дрался лихо, люблю таких. Так, говоришь, ты его этим китайским выкрутасам научил?
— Я, — бестрепетно повторил Владимир. Северьян снова искоса взглянул на него, ничего не сказал. Мартемьянов усмехнулся:
— Моих молодцов тому же выучишь — и в расчете с тобой.
— По рукам, — хрипло сказал Владимир. До последней минуты он боялся, что купец шутит или издевается. И поверил в удачу лишь тогда, когда по знаку Мартемьянова хмурый приказчик разрезал веревку, стягивающую запястья Северьяна. Глядя на побелевшее лицо последнего, Владимир понял, что Северьян сейчас упадет, и поспешно подошел ближе, чтобы поддержать его, но тот все же устоял на ногах и лишь, закрыв глаза, прислонился к стене. Мартемьянов встал из-за стола и подошел ближе.
— М-да… Отделали его, конечно, знатно, — озабоченно сказал он, за волосы подняв голову Северьяну и заглянув ему в лицо. Северьян не огрызнулся, как боялся Владимир, и лишь стиснул зубы. — Ну, зубья почти все на месте, кости тоже… Вот что, идите-ка вы в баню, топлена. Чуть попозжей я вам бабку пришлю, посмотрит его. И запомни, Владимир Дмитрич, — у нас с тобой уговорено. Слово я свое сдержу, но уж и ты свое держи. Ежели обманешь — у черта за пазухой найду. Не веришь — в городе про меня поспрошай, расскажут люди добрые.
— Верю. — Владимир взял за плечи Северьяна и повлек его в сени. Впереди пошел уже знакомый приказчик. В дверях Владимир обернулся и заметил, что Мартемьянов стоит у стола и, сощурив глаза, смотрит им вслед. Но что выражал его взгляд, Владимир понять не успел: тяжелая дверь захлопнулась.
В бане — легкий мятный пар, влажные и горячие бревна стен, дубовые веники, раскаленные камни в печи. Владимир сбросил Северьяна на полок у стены, увидел у каменки ковш с квасом, щедро плеснул на горячие камни, — и всю баню заволокло белой душистой завесой. Когда пар немного рассеялся, Владимир увидел, что Северьян лежит на спине запрокинув голову, с зажмуренными глазами и часто, хрипло дышит.
— Что, худо совсем? — обеспокоенно спросил Владимир, садясь рядом. — Позвать кого?
— Не… Ништо… Не впервой. — Северьян, не открывая глаз, облизал обметанные кровью губы. — Простите меня, Владимир Дмитрич…
— Да шел бы ты… — с досадой выругался Владимир. — Ну за каким чертом ты сюда полез? Не знал будто, что этот Мартемьянов за человек…
— Знал, чего ж не знать… А вы чагравого его видели? Двухлетку, с полосой на спине? Я таких коняшек и у цыган не наблюдал, и у черкесов… Я его в астраханские степи бы угнал, татарам бы продал за такие деньги, что и ваш папаша не нюхал…
— Да зачем они тебе, дурак?!
— Я бы вам отдал… Женились бы на этой вашей Марье Аполлоновне. Сколько же женщине мучиться?
— Да с чего ты взял, что я жениться хочу? — рявкнул совершенно сбитый с толку Владимир. Северьян усмехнулся, не поднимая век.
— А сколь же вы еще так вот собираетесь? Не век же с босяками валандаться, когда-нибудь и успокоиться пора.
— Вот, я вижу, ты чуть и не успокоился… со святыми, — проворчал Владимир, вставая и снимая со стены веник. — Ладно, горе луковое, лежи и молчи. Мне тебя поскорей на ноги ставить надо, не одному же молодцов этих учить.