Мы - сводные

Не оборачиваясь ухожу от нее. Все равно ей некуда деваться, деньги я уже перевел. Но она может мне перевести их обратно, вообще-то, и тоже послать на хрен. Она легко возьмёт такую сумму у Дагера. У него в отличие от многих здесь — безлимит. И играет он не ради бабок, а из спортивного интереса.

Притормаживаю. Такого исхода, я бы не хотел.

Да, черт возьми!

Раздраженно луплю пятерней по стене, сворачивая в туалет.

Умываюсь ледяной водой, смотрю через зеркало в глаза своему отражению. А цвет глаз у нас и правда одинаковый…

Достаю телефон, набираю ей смску.

Решетов: "Пошла на хрен, Устинова!"

Любуюсь несколько секунд. Стираю. Набираю заново.

Решетов: "Я людей не подставляю."

Стираю. Тоже — не то.

Решетов: "Все будет нормально. Я обещаю."

Меня дико ломает отправить это. Но засовывая свою гордыню поглубже, я жму на кнопку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ася

Огромный банкетный холл разделён на несколько зон. Все уже на паркете. Только мы за тяжёлой портьерой.

Семён очень красивый и стильный. Не то, чтобы Рафаэль или Павел — нет. Они тоже отлично выглядят. Просто мой взгляд все время цепляется за Сэма.

Белая рубаха на его груди подрагивает в такт дыханию. Бабочка сбилась…

— Решетов… — кусаю губу. Мне тяжело обращаться к нему первой.

Даже несмотря на то, что смс он отправил мне человеческую, после очередного своего выпада. Должна ли я верить его словам? Рита уверенна — да. А я не уверенна.

Поднимает на меня взгляд. Не моргая смотрит в глаза, и я забываю, что хотела сказать.

— Что? — выдержав паузу.

Прикасаюсь к своей шее.

— Поправь… сбилась.

— Где?

Ладно уж!

Делаю к нему шаг ближе. И глядя на его кадык, который от глотательного движения дергается вниз, поправляю ему бабочку.

— А… кстати… — нерешительно, — Агния.

Придерживая меня за локоть отводит к портьере.

Достает что-то из кармана, раскрывает ладонь. Там очень красивые серьги. Вечерние, длинные, с оригинальными жемчужинами неправильной формы.

— Что это?

— Ты видишь — что это. Надень.

— Зачем?

— Дресс-код обязывает.

Смущённо касаюсь мочки уха, оглядываясь на девушек, стоящих рядом. Их драгоценности не сравнить с моими.

— Мне нравятся мои, — опускаю взгляд. — Это подарок отца.

— Твои тоже красивые. Но он, наверное, дарил их, когда тебе было лет двенадцать.

Это правда. Там бабочки с крошечными сапфирами.

— Под "White tie" они не подходят.

Я пытаюсь отыскать в словах Сэма иронию, пренебрежение или сарказм. Но их там нет. Он просто констатирует факт.

— А это чьи?

— Теперь — твои.

Неуверенно отрицательно кручу головой.

— Я помню. Ты не берёшь дорогие подарки у чужих, — припоминает он мне мой разговор с Рафаэлем. — Но мы же как бы сводные. Не совсем посторонние люди.

Мои брови удивленно взлетают вверх. Это ты мне, Решетов, говоришь?! Ушам своим не верю!

— Если не понравятся — после бала снимешь и вернешь.

Мимо нас идет Татьяна Борисовна.

— Готовность — десять минут.

— Спасибо. Но… — я ищу причину, чтобы отказаться от них, так как не понимаю, как мне на всё это реагировать. — Но я их не надену здесь. Я практически никогда не снимаю эти. И мне нужно зеркало, чтобы…

— Иди сюда, — бескомпромиссно разворачивает меня боком. Пальцы сжимают мою мочку.

Мамочка…

От ощущения я становлюсь неспособна к сопротивлению. По затылку мурашки. Хлопая ресницами, я, застыв как кролик, позволяю ему заменить мне серьгу. И когда собираюсь расплавленными мозгами и духом, чтобы остановить это. Он снова разворачивает меня другой стороной.

Наверное, трепыхаться уже поздно.

— Я верну обязательно… — бормочу я. — После бала сразу.

— Можешь не париться. Хозяйке они не нужны. Мама такие не носит. Это дед ей дарил в юности. Ни разу не надела. Так и пролежат до скончания веков…

Мамины?!

Волосы по моей коже становятся дыбом. Я вспоминаю, как он взрывается, если к чему-то прикоснуться, что принадлежит его маме!

И я шокированно стою, ничего не соображая. Подменил его кто-то что ли?

Убирает мои серьги в нагрудный карман.

— Верни, пожалуйста мои… — нервничаю я. На глаза почему-то наворачиваются слёзы.

— У тебя карманов нет. После бала отдам. Ну ты чего, Устинова?! — шепчет он, качая головой. — Из-за серёжек что ли?!

— Не знаю… — выдыхаю я судорожно. — Они всё, что осталось. Я хочу, чтобы они были со мной.

— Всё! Успокоилась! — раздраженно и нервно.

Достает сцепленных между собой бабочек.

— Снимай перчатку.

— Зачем?

— Вот эту… — нащупывает на моем пальце тонкое колечко.

Послушно стягиваю белую лайкру. Развернув кисть ладонью вверх, Сэм прицепляет серьги к колечку снизу.

— Так нормально?

— Да. Спасибо… — тут же успокаиваюсь я.

Помогает надеть перчатку, поправляя ее повыше локтя.

— Тушь, да? — тяну пальцы к глазам.

— Не трогай… — тихо. — Перчатки испачкаешь.

Платком промакивает мне под веками.

— Не три, — шепчу я. — Еще хуже будет.

На платке остается чёрный след моих ресниц.

— Всё. Ничего не заметно. Не реви только больше.

— Ребята, взгляд на меня… — ловит нас в объектив фотограф.

Вздрагиваем, словно нас застали за чем-то интимным. Поворачиваем лица к фотографу.

Несколько вспышек.