«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Мне, однако, ни разу не удалось услышать от членов нашей, так называемой третьей волны эмиграции, что их поездки в родные края продиктованы просто любовью, любовью к России. Подозреваю, что если бы такая мысль была высказана в компании моих ньюйоркских знакомых, она вызвала бы у присутствующих только удивление и иронические улыбки. Для нас, людей, как правило, рациональных, такая абстрактная любовь представляется смешновато-глуповатой. И тем не менее мне довелось недавно повидать человека, для которого Россия, родина — слова, вызывающие искреннее любовное чувство.

Хотя он родился далеко от России и впервые встал на российскую почву в возрасте за шестьдесят, все его интересы обращены прежде всего к этой стране. Гражданин Америки, он не только стремится узнать как можно больше о России, но постоянно ищет, чем и как практически помочь ей. В частности, он старается разъяснять беды и страдания русского народа иностранцам. Его устремления не остаются в Америке незамеченными. Несколько дней назад Георгий Григорьевич Вербицкий (так зовут моего нового знакомого), специалист-компьютерщик высокого класса, а ныне пенсионер, получил за свои просветительские труды своеобразную награду. Американское общество филателистов вручило ему медаль за освоение новой, прежде никем не разрабатываемой области филателии. Такие награды даются крайне редко и считаются знаком высокого уважения к филателисту. Григорий Григорьевич действительно привёз на филателистическую выставку неподалёку от Филадельфии уникальную коллекцию. Он продемонстрировал собрание почтовых открыток, которые в 1942–1945 годах из немецких трудовых лагерей посылали домой его русские соотечественники. Таких мучеников было во время войны немало. Если в 1942 году гитлеровская Германия на насильственных работах использовала 1700 тысяч человек, то в 1944-м — уже 7 миллионов, из них 3 миллиона — граждане Советского союза. Люди эти работали по 10–12 часов в день, голодали, мёрзли, их избивали, а подчас и расстреливали. Но в какой-то момент гитлеровцы "смилостивились" и рабам, завезённым из России, разрешили переписываться с родными, точнее — посылать два раза в месяц небольшую специально для этого отпечатанную открытку. Вербицкий — первый, кто полвека спустя собрал более сотни таких почтовых отправлений с портретом фюрера и штемпелями гитлеровской цензуры. Его коллекция открыла страшную и до сих пор малоизвестную картину жизни миллионов россиян — русских, украинцев, белорусов, которые вошли в историю под именем остарбайтперов.

На отдельном стенде собиратель-филателист поместил свою только что опубликованную по-русски и по-английски книгу на ту же тему, "Почта остарбайтеров Второй мировой войны” (Издательство "Эрмитаж”, 1996 г.). "Цель этой книги, — пишет автор, — сохранить воспоминания и данные об остарбайтерах по документам и переписке того времени. Весточки, которые мы читаем, коротки и не витиеваты. Писала их в большинстве случаев молодёжь, многие из них — дети школьного возраста, захваченные в рабочий плен немцами." "Это моя попытка осветить малоисследованный уголок истории российского народа, — пояснил мне при встрече Георгий Вербицкий. — Я ищу, чем можно быть полезным России, что я, пожилой американский пенсионер, могу сделать для неё."

Мы беседуем с Георгием Григорьевичем в его доме, расположенном в городе Бингемтоне (штат Нью Йорк). Дом весь проникнут подчёркнутой русскостью хозяев. Куда ни глянешь — самовары, русские тарелки на стенах, матрёшки, расписные деревянные миски и ложки. На полках русские книги, на столе хозяина свежие номера российских журналов: "Новый часовой", "Новая и новейшая история", "Российская провинция", "Русское прошлое", "Россия в XXI столетии". Корни привязанности ко всему отечественному уходят у моего знакомого в глубину десятилетий. Отец Георгия — белый офицер-артиллерист, после Гражданской войны оказался в Югославии. Там же родился его сын. Хотя семья прожила в Югославском королевстве более двадцать лет, Вербицкий-старший отказался принять подданство приютившей его страны. Он чувствовал себя русским и только русским. В семье никогда не остывала надежда на крушение коммунизма и на возвращение белой эмиграции домой. История, увы, сложилась иначе: Вербицким, как и тысячам других белоэмигрантов, пришлось бежать от наступающей Красной армии в Германию. В Мюнхене национальные чувства Вербицкого-младшего подкрепила православная церковь и основанная священником о. Александром Киселёвым русская гимназия "Милосердный самарянин". "Не давали нам забыть о нашем происхождении и немцы, — вспоминает Георгий Георгиевич. — Более всего они ненавидели евреев и цыган, третьими в этом списке шли мы — русские. Из-за этого нам приходилось в беженских лагерях жить крайне обособленными группами".