Мы умели верить

Тринадцатого октября она устроила поминки по Нико, в одиночестве, у себя дома. Свечи, и музыка, и слишком много вина. Тридцать лет. Как могло пролететь тридцать лет? Но то было лишь началом самого страшного времени, когда весь город, который она знала, стал покрываться сыпью, натужно кашлять и дряхлеть на глазах. И, вопреки здравому смыслу, у нее никак не получалось избавиться от нелепого, нарциссического ощущения, что вина за всю эту эпидемию лежит на ней. Если бы она не нянчилась с Нико (недавно она плакалась об этом терапевту), не заботилась о нем в те первые годы, не привозила лекарства от аллергии, не показывала ему, что с ней все в порядке – не вернулся бы он домой, раньше или позже? Не дал бы слово встречаться с девушками? Он бы мучился дома, но постепенно привык. Провел бы еще пару безрадостных лет с родителями, как каждый второй гей на планете. И, возможно, он бы тогда не заразился. И не умер.

За стольких из них ее мучила вина – за тех, кого она могла уговорить пройти тестирование раньше, за тех, кому она могла бы помешать уйти из дома в конкретный вечер («Давайте признаем, что это, как мы понимаем, иррационально», – говорил ее мозгоправ), за тех, для кого она могла сделать больше, когда они заболели. За тот вечер, когда она, без всякой причины, сказала Чарли Кину, что Йель был с Тедди. Почему, ради всего святого, она сделала это? Это была откровенная пьяная ошибка, но всем известно, что Фрейд говорил о таких ошибках.

Иногда она себя чувствовала какой-то ужасной индуистской богиней, испепелявшей все, чего коснется.

От болеутоляющих ее покачивало.

Она могла бы остаться здесь, на этом бумажном кладбище. И, как знать, какие еще мины хранились на полке у Ричарда?

Или.

Прямо сейчас она могла пройтись десять минут и увидеть видеозапись с Нико. Живым Нико. Ее охватил ужас; настолько это было бы невообразимее, чем фотографии. Есть ли там звук? Когда она последний раз слышала голос Нико? Определенно, при жизни. Если кто-то и записывал его, это мог быть только Ричард. Вот что было на этих пленках.

Она должна на это решиться.

Серж сказал ей, на каком углу студия, но она не запомнила номер дома, а вывески, похоже, у Ричарда не было. Фиона осматривала подъезды, фасады, словно могла узнать нужную дверь, хорошенько прищурившись. Но не узнавала.

Была ли она рада? По крайней мере, испытала хоть какое-то облегчение.

А затем она увидела мотоцикл Сержа, припаркованный на широком тротуаре у стены здания.

Она взяла себя в руки и сказала:

– Ну, ладно.

А затем почувствовала вибрацию телефона и услышала звонок.

– Да?

Она сорвалась на крик, и ей было все равно. Она зажала другое ухо.

– Эй, успокойтесь, – сказал Арно.

– Я спокойна. Что?

– Можете приехать в Ле-Марэ? Думаю, у нас есть пара часов.

Она обернулась в поисках такси. Такое совпадение было знаком, разве нет? Того, что ей не нужно было идти в студию и погружаться в прошлое. Она была здесь ради Клэр, не Нико. Она стремительно пошла прочь от студии Ричарда, как будто та была в огне.

1986

Йель едва не забыл наутро, что ему нужно на работу. Он почему-то решил, что сегодня суббота, и после того, как он сходил для Терренса в магазин за продуктами и в аптеку, а затем собрал свои вещи и вышел на цыпочках из квартиры, все, что было у него на повестке дня, это найти, где переночевать и, может, купить чистую рубашку. Но в десять часов, гуляя с больной головой по Халстед-стрит, он увидел парня в галстуке и понял, что сегодня пятница.

По крайней мере, не нужно думать, где провести день. У него при себе была вещевая сумка, так что он просто сел в надземку и поехал в галерею, в помятой после сна на диване у Терренса одежде. Когда двери вагона почти закрылись, кто-то на платформе бросился к ним, словно собираясь просочиться в щель. И остался стоять там, сама опустошенность, пока поезд удалялся. Худой мужчина с темными волосами. На миг Йель подумал, что это Джулиан, но подбородок был не его, и Джулиан не вышел бы на улицу в десять утра. Йель задумался, что бы он сделал, если бы наткнулся на Джулиана. Ударил бы он его по лицу или обнял? Так или иначе, не Джулиан вызывал его ярость. Только Чарли. На полпути в Эванстон он решил, что, если бы увидел Джулиана, он бы, наверно, просто с ним разревелся.

В кабинете Йеля уже работал Роман, сортируя и размечая копии, снятые в округе Дор, в библиотеке. Там было все содержимое обувной коробки.

На столе его ждали две записки от Билла Линдси: в одной говорилось, что после ланча придут Шарпы посмотреть картины, в другой: «Кампо сказал да – спасибо тебе!» Йелю понадобилось несколько долгих секунд, чтобы вспомнить, что вчера утром, в машине, он дал номер Ричарда Кампо Биллу, предположив, что тот мог бы сделать им подешевле фотографии 8 × 10, которые им нужно будет отослать в Нью-Йорк.