Мы умрем в один день

— Не могу больше. Ногу подвернул…

Саня растерянно топтался вокруг него. Из-за бугра звонко ударил винтовочный обрез. Я наконец вспомнил, что у меня в руках карабин, и тоже выстрелил. Башлыков, скаля крупные белые зубы, навис своим огромным телом над Прямухиным.

— Вставай, контра, мать твою перетак! Пристрелю!

Штабс-капитан продолжал сидеть на земле, завороженно уставившись в пляшущий перед глазами маузеровский ствол. Башлыков рывком поставил Прямухина на ноги и толкнул вперед.

Вот она, мельница. Мокрые дубовые бревна изъедены буро-зеленой плесенью, дверь выбита, но это нам на руку — мы экономим несколько секунд. Когда последний из нас, Сергей Москвин, исчезает в дверном проеме, на поляну, скатившись с бугра, наваливаются сразу с полдесятка бандитов, и запоздалые пули с глухим стуком вонзаются в стену.

Шел апрель двадцать первого года. Считалось, что гражданская война уже закончилась. Мы разгромили белогвардейскую сволочь и пели песню о том, что от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней. Правда, запаздывала мировая революция, а в России никак не наступал мир.

На комсомольских собраниях мы клеймили перерожденцев-матросов, пытавшихся ударить в спину революции Кронштадтским мятежом. Мы называли бандой стотысячное крестьянское войско Антонова, взявшее власть в соседней с нами Тамбовской губернии. Я не знал, чего хотели эти люди, да и не пытался узнать. Для меня они были врагами революции, а значит, и моими врагами.

В го время я, девятнадцатилетний сопляк, бывший пастух и бывший подмастерье, возил на старом, доставшемся от деникинцев автомобиле, марки «Руссо-балт», начальника уездной милиции Ивана Михайловича Башлыкова. Шофер, прямо сказать, был из меня неважнецкий. Кое-как крутить баранку научился я в автомеханической мастерской в Царицыне, где проработал два года. Но лучшего водителя в нашем городке не нашлось, поэтому Башлыков и остальное уездное начальство, с которым ему приходилось делиться транспортом, терпеливо сносили мое присутствие за рулем единственного в городке автомобиля. Брехали, что раньше на нем ездил сам генерал Деникин, но я не верил — слишком обшарпанным выглядело это детище бывшего Русско-Балтийского завода, скрепленное проволокой, ржавыми болтами, с единственной треснувшей фарой впереди.

Своей жизнью я был доволен. Имел собственную комнатушку в коммунаровском общежитии, получал зарплату, паек и был активистом уездного комсомольского комитета.

В тот день мы выезжали в Умет, дальнее степное село. Поступила информация, что в селе скрывается бывший белый офицер в немалом чине, по улицам открыто шляются дезертиры, агитируют против Советской власти, а в окрестностях объявилась банда некоего Кирилова. По всем признакам готовится заваруха, председателя сельсовета запугали, и Советской власти в Умете нет.

Кроме Башлыкова, агента уголовного розыска Бориса Кедрича и восьми конных милиционеров, выехали помощник военного комиссара Москвин и секретарь комитета комсомола Люба Абрамцева.

Поначалу все складывалось удачно. Обошлось даже без стрельбы. Офицера обнаружили в доме Федулова Игната, бывшего церковного старосты. Долговязый, сутулый, с коротко остриженными седыми волосами, он назвался штабс-капитаном Прямухиным, бывшим командиром батареи из конного корпуса генерала Топоркова. Остальное предстояло выяснить.

В селе провели собрание, зачитали речь товарища Ленина на 10-м съезде об отмене продразверстки и новой экономической политике на селе. Мужики, одетые в рванье, припасенное, как я думаю, специально к приезду начальства, слушали речь равнодушно. Обряженный в кожаную куртку с красным бантом и кобурой на поясе, я посматривал на них свысока. Запуганные темные люди! В тот момент я, сам бывший крестьянин, оторвавшийся от земли, не вспоминал, чей хлебушек ем каждый день.

Выбрали нового председателя сельсовета, из бывших красногвардейцев. Тот долго чесал затылок, отнекивался, ссылаясь на неграмотность — видать по всему, боялся мужик, но в конце концов махнул рукой, мол, так и быть, согласен.

— Другого, посмелее, что ли, не могли найти? — спросил я вечером у Башлыкова. — Он после первого выстрела в погреб побежит прятаться!

— Где таких отчаянных, как ты, наберешь? — пожал плечами начальник милиции. — Мы приехали и уехали, а им здесь жить. Наша, кстати, вина, что боятся. Долго с бандитами возимся!

На подворьях богатых мужиков сделали обыск, нашли несколько винтовок, троих кулаков арестовали. Дезертиры, правда, успели удрать, но после хитрых окольных расспросов, какое наказание ждет их сыновей, отцы некоторых дезертиров пообещали, что они явятся в уезд, пусть только в тюрьму не сажают.

Новый председатель подтвердил — точно явятся, как сев закончат, но и вы не обманите. На том и поладили.

Нас подстерегли на полпути в уезд.