Мы упадем первым снегом

Вот почему я не возлагал больших надежд на то, что меня примут на факультет психологии. Моя заявка была больше шуткой. «Попробуй, все равно не получится». Возможно, я бы отказался, если бы знал, что меня примут на следующий семестр.

Но теперь я сижу здесь, с гарантированным местом в колледже в кармане, и не знаю, что делать.

Будь моя воля, я бы все изменил. Больше никакого сноубординга на полный рабочий день, никаких надоедливых поклонниц и, самое главное, никакого бессмысленного «Инстаграма». Никаких людей с камерами, которые караулят у дома с утра пораньше, чтобы сфотографировать тебя в трусах и с едва открытыми глазами, когда ты, ничего не подозревая, открываешь входную дверь.

Я бы вел совершенно обычную жизнь. Учился бы, изучал психологию. Я бы продолжал кататься на сноуборде, но без принуждения. Просто ради удовольствия.

Я стал бы просто Ноксом. Не Ноксом, звездой сноуборда. Просто Ноксом.

Но это означало бы разочаровать отца. И не только разочаровать. Я разобью ему сердце. Отниму у него мечту, которая мне не принадлежит.

В детстве мне это, наверное, было бы безразлично. Но все изменилось. Жизнь встала на пути. И повела она себя по-свински.

Я не могу разочаровать папу. Не после произошедшего. Это означало бы, что я снова разобью его и без того разбитое сердце. Это означало бы, что я уничтожу его, полностью отдавая себе отчет в своих действиях. А я не могу так поступить.

«Черт!» Я захлопываю экран Макбука сильнее, чем собирался. Я зарываюсь пальцами в волосы, ногти царапают кожу головы. Я рывком встаю, откидывая стул назад, открываю нижний ящик комода и начинаю рыться в джемперах, пока наконец не нахожу то, что искал.

Я достаю два шприца. На одном написано «андростендион», на другом – «тестостерон».

Допинг.

Они помогают мне достичь того, на что надеется мой отец. Они дают мне выносливость, силу и, прежде всего, мотивацию, которой не хватает в моем сердце.

Тестостерон я колю себе уже несколько недель через день. Андростендион – только в дни соревнований. Для быстрого эффекта. Краткосрочно, но очень эффективно.

Я знаю, что это глупо. Сноубордисты должны обладать самым крепким здоровьем. Мы должны полностью контролировать свое тело. Особенно, если речь идет о сноубордистах в хафпайпе. Но я каким-то образом убедил себя, что мне это нужно. И не могу выбросить эту идиотскую мысль из головы.

Я рывком натягиваю футболку на голову, выжимаю из первого шприца лишний воздух и наблюдаю, как из иглы выплескивается несколько капель прозрачной жидкости. Затем я приставляю его к той части плеча, где я задену только твердую мышечную ткань под кожей, и ввожу себе допинг. То же самое я проделываю со вторым.

Только после этого я поднимаю с пола спортивную сумку, бросаю ее на кровать и начинаю собирать вещи.

К черту Джейсона Хоука и его подписчиков. Он не выиграет этот заезд.

Лед – это мой рай Пейсли

Стук лезвий по льду отдается эхом в моем сердце. В остальном, в тренировочном центре «АйСкейт» царит тишина. Меня окутывает запах чистящих средств и зала. Я бывала на многих катках, и все они пахнут одинаково. Он всегда возвращает меня в прошлое, к тем чувствам и переживаниям, которые я испытывала на льду. Двойные двери закрываются за мной, и я вдруг теряюсь в широком коридоре, справа и слева от меня двери, и куда они ведут – непонятно. Шаги моих коньков гулко отдаются от высоких стен, украшенных фотографиями фигуристов во время прыжка или с широкой улыбкой на пьедестале почета. В витринах собраны награды и трофеи. Когда я провожу пальцем по плексигласу, мой взгляд останавливается на самом большом трофее в виде позолоченного конька. Я представляю себе, что он мой.

Может быть, эта идея не так уж и неосуществима? Права ли я, когда думаю, что могу сделать больше, чем мне всегда говорили?

Мой палец соскальзывает с витрины, когда до меня доносится чье-то пыхтение, за которым следует стук лезвий. Я смотрю дальше по коридору. Ноги сами по себе начинают двигаться и следовать за тихим звуком коньков, скользящих по льду.

Освещение над трибунами еще не включено, только прожекторы надо льдом заливают его ярким светом. Свет преломляется на рыжих волосах фигуристки, которая скользит вперед плавными движениями и заходит на двойной аксель.

Я кусаю нижнюю губу, наблюдая за ее вращением. «Она не сможет набрать высоту, – думаю я. – Ничего не выйдет». И действительно, она завершает вращение на льду, а не в воздухе. Фигуристка с досадой бьет по борту, прежде чем заехать на обоих коньках назад, чтобы попытаться сделать риттбергер.

– На каком мы этапе?

Я моргаю. Рядом со мной появляется девушка моего возраста, опирается плечом о стену трибуны и крутит во рту белый леденец на палочке. Ее взгляд устремлен на фигуристку на льду, словно та откатывает захватывающую одиночную программу.

– Э… в каком смысле?

Она показывает подбородком на лед:

– Харпер – мое утреннее развлечение. Она всегда отрабатывает одни и те же прыжки.

– А какие?