Мы упадем первым снегом

Губы Нокса приоткрываются, он дважды, трижды, четырежды стонет, потом зарывается носом в мои волосы, кусает за ухо, в шею. Я продолжаю и хочу, чтобы он продолжал, и он продолжает, Боже, и как! Его рука исчезает в моих трусиках, он кладет палец на мой клитор, и мне кажется, что я сейчас умру. От напряжения все тело вибрирует. Нокс точно знает, что делает. Он проводит большим пальцем по кругу, слегка надавливая, не слишком сильно и не слишком слабо, и я становлюсь все влажнее, влажнее, влажнее. Мне так жарко, что кажется, будто я сгораю, и что-то начинает мною управлять. Я не думаю о том, что правильно, что я могу делать что-то не так, нормально ли то, что я делаю. Я просто действую. Я стягиваю с Нокса трусы-боксеры, осознавая то, что вижу, широко открытыми глазами, а кожа на шее горит, потому что мне жарко, жарко, очень жарко. Я хватаю его член одной рукой, двигаю ею вверх-вниз, и слышу его гортанный стон. Он пытается и дальше ласкать меня, но замечаю, что сбиваю его, понимаю, что он едва на это способен, потому что все его тело дрожит. Я глажу ладонью мокрое пятно, Нокс опускает голову, прямо на маленький Плутон на покрывале, а затем снова поднимает ее и кусает меня за плечо. Не сильно, совсем чуть-чуть, наверное, потому что тоже думает, что может взорваться.

– Это…

– Это все, – говорит он. – Все, Пейсли.

Я продолжаю. Я касаюсь его, замечаю, как он становится все влажнее и влажнее на моей ладони, смотрю на него, наблюдаю за красными пятнами, ползущими по его шее, целую его. Быстрые, отрывистые поцелуи, потому что он все еще дрожит от желания, от страсти. Он тянет меня за волосы, ровно настолько, чтобы мне было терпимо, и чтобы у меня все внутри затрепетало. Он откидывает голову назад, вена на его шее неистово пульсирует, и я целую это место, чтобы успокоить ее, но от этого становится только хуже. Нокс издает звуки, от которых у меня по всему телу бегут мурашки, и я хочу, чтобы он застонал снова, снова, снова, снова, и он стонет, а я тем временем провожу рукой по его члену. Его лицо полностью открыто, полностью предоставлено мне, его губы, эти губы, как я люблю их – а потом Нокс поднимается и кончает, кончает на мою руку, на свой живот. Это мерзко, ужасно мерзко, но мне никогда так не нравилась мерзость, как сейчас.

Все его тело замирает. Несколько секунд не слышно ничего, кроме нашего учащенного дыхания, наши животы соприкасаются с каждым вдохом и выдохом, наши сердца бьются друг для друга.

А потом Нокс внезапно оказывается на мне. Он сжимает мои руки над головой, покрывает поцелуями изгиб моей челюсти и переходит к пупку. Две секунды – и вдруг на мне больше нет трусиков. Вот и хорошо, к черту их. Я лежу под ним, каждый нервный пучок в напряжении, ноги раздвинуты, только здесь, только для него. Он проводит теплым языком по моему лобку и я… Взры-ва-юсь.

Мои пальцы впиваются в покрывало, посылая рябь по Солнечной системе, путая все вокруг, а он прижимается губами к моему клитору и целует его, посасывает, лижет, помогите, помогите, помогите, что он делает, что он делает?

Теперь я знаю, знаю, почему каждому мужчине это нравится, почему каждый мужчина этого хочет. Я зарываюсь пальцами в его волосы, потому что мне нужна поддержка, потому что я с трудом выдерживаю, когда его полная нижняя губа гладит мое самое чувствительное место.

Водоворот в моей голове становится все сильнее. Я больше не могу ничего делать. Я не могу дышать, не могу смотреть, я могу только еще больше вытягиваться навстречу ему и стонать, задыхаться и визжать от каждого его поцелуя, и все это одновременно, пока внутри меня все накаляется, все дрожи, и я кончаю. Это происходит так интенсивно, так мучительно красиво, так в стиле Нокса, что мне кажется, что я сейчас растворюсь. Меня уносит вибрирующими волнами, которые подхватывают мое тело.

Момент, в котором я просто дрейфую, полностью отрешившись от всего, и наслаждаюсь тем, как движения волн медленно, медленно, медленно стихают.

Мы отодвигаем покрывало, и Нокс ложится рядом со мной. Он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, моя щека лежит у него на груди.

– Такого, – говорит он, – обычно не бывает.

Я смотрю на него:

– Не бывает в хорошем смысле?

– Лучше, чем в хорошем. Так, дай мне пару минут, и я буду готов повторить.

Я смеюсь:

– Для такого я слишком устала.

– Это тоже хорошо. Остального я жду как минимум с таким же нетерпением.

– Чего остального?

Мой голос звучит сонно. Я почти отключилась.

Голос Нокса, когда он говорит, я воспринимаю лишь как теплый, далекий рокот, но я слышу его слова и забираю их с собой в сон, бережно укутав в моем сердце.

– Засыпать и просыпаться рядом с тобой.

Рождественские пожелания и поцелуи под омелой Нокс

Мы с Пейсли лежим на полу перед камином.