Мы в порядке

— А он знает обо мне?

Она молчит. Я заливаю сухую лапшу кипятком. Открываю пакетики с приправой. Посыпаю сверху. Перемешиваю. Теперь остается только ждать, так что я вынуждена повернуться к Мейбл.

— Он знает, что у меня есть лучшая подруга по имени Марин, что ее вырастил дедушка, которого я любила, как своего собственного. Он знает, что через несколько дней после моего отъезда в колледж Дедуля утонул и что с той самой ночи моя подруга Марин ни разу не разговаривала ни с кем из близких. Даже со мной.

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони.

Я жду.

— И он знает, что к концу наши отношения… стали сложнее. И он это принимает.

Я пытаюсь вспомнить, как мы раньше разговаривали о парнях. Что бы я на это ответила? Наверно, попросила бы показать его фото. Уверена, у нее в телефоне десятки его снимков.

Но я не хочу на него смотреть.

Надо хоть что-нибудь сказать.

— Кажется, он хороший, — произношу я и только потом понимаю, что она толком ничего о нем не рассказала. — Ну, то есть я уверена, что ты выбрала хорошего парня.

Я чувствую ее взгляд, но не могу больше выдавить ни звука. Мы едим в тишине.

— На четвертом этаже есть комната отдыха, — говорю я, когда миски пустеют. — Если хочешь, можем посмотреть кино.

— Я правда очень устала, — отвечает она. — Думаю, лучше поспать.

— Да, конечно. — Я смотрю на часы. Девять с чем-то, а в Калифорнии на три часа меньше.

— Твоя соседка не будет против? — спрашивает она, указывая на постель Ханны.

— Нет, конечно. — Я с трудом выговариваю слова.

— Отлично. Тогда пойду готовиться ко сну.

Она берет косметичку и пижаму, поспешно хватает телефон, как будто я этого не замечу, и выскальзывает из комнаты.

Ее долго нет. Проходит десять минут, потом еще десять, и еще. Мне остается только сидеть и ждать.

Я слышу смех. Затем ее тон становится серьезней.

Она говорит: «Нет, не волнуйся».

Она говорит: «Обещаю».

Она говорит: «И я тебя люблю».

Глава пятая

МАЙ

Я переписала все отрывки о призраках, которые смогла отыскать, затем разложила листы на журнальном столике, рассортировала их и перечитала каждый текст раз десять. Я начала понимать, что сами по себе призраки не так уж важны. Как заметила Мейбл, они просто слоняются на виду у героев.

Дело не в призраках, а в их словах.

Призраки сказали гувернантке, что она никогда не познает любовь.

Призрак сказал Джейн Эйр, что она одинока.

Призрак сказал семье Буэндиа, что их худшие страхи сбудутся: они обречены повторять свои ошибки.

Я набросала несколько заметок, затем взяла «Джейн Эйр» и растянулась на диване. Я читала ее бессчетное множество раз, как и другую свою любимую книгу — «Сто лет одиночества»[14]. Последняя увлекала меня магией и образами, сюжетными хитросплетениями и размахом, а «Джейн Эйр» заставляла сердце биться чаще. Джейн была так одинока. Она была сильной, и честной, и настоящей.

Я обожала обе книги, но каждую — по-своему.

Я дочитала до момента, когда Рочестер собирается сделать предложение, как вдруг услышала, как Дедуля внизу поворачивает ключ. Спустя мгновение он зашел в дом, что-то насвистывая.

— Хорошие письма? — спросила я.

— Пишешь письмо, получаешь письмо.

— Два — гораздо надежнее.

Я сбежала вниз, чтобы помочь ему поднять сумки и разложить еду. Затем вернулась к «Джейн Эйр», а он исчез в своем кабинете. Мне нравилось представлять, как он читает письма, сидя в мягком кресле, выкуривая сигарету и стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. В распахнутое окно врывается соленый ветер, Дедуля чуть слышно бормочет себе под нос.

Мне всегда было любопытно, что он пишет. Я мельком видела у него на столе старые поэтические сборники. Любопытно, берет ли он оттуда цитаты. Может, он сочиняет собственные стихи? Или ворует строчки и выдает за свои?

И какая, интересно, эта Голубка? Надо думать, очень приятная дама. Она ждет писем от Дедули, пишет ответные послания. Я представляла, как она сидит в кресле на веранде, потягивает холодный чай и выводит слова идеальным почерком. В свободное время она, должно быть, подвязывает стебли бугенвиллеи или рисует акварельные пейзажи.

А может, она чудачка. Может, она из тех бабуль, которые чертыхаются и ходят на танцы, с такой же хитринкой в глазах, как у Дедули. Может, она будет обыгрывать его в покер и курить с ним по ночам — когда их перестанут разделять несколько штатов и они наконец заживут вместе. Когда я перестану ему мешать.

Иногда я просыпалась от навязчивой мысли, от которой скручивало живот. Если бы не я, он, наверно, уехал бы из Сан-Франциско в Скалистые горы. Кроме меня, у него тут были только Джонс, Фриман и Бо, да и то, кажется, они перестали ладить. Они по привычке играли в карты, но хохотали уже гораздо реже.

— Можно отвлечь тебя от книги? Я сегодня получил кое-что особенное, — сказал Дедуля, с широкой улыбкой входя в гостиную.

— Показывай.

— Ладно, — сказал он. — Но, боюсь, тебе нельзя трогать эту вещицу. Она слишком хрупкая.

— Я буду осторожна.

— Просто сиди там, а я принесу и покажу тебе.

Я закатила глаза.

— Ну же, Моряк, — сказал он. — Не надо так себя вести. Для меня это правда важно.