Мы в порядке

Не знаю почему, но я нутром чую, что в прошлом с ней что-то случилось: какая-то боль скрывается за ее улыбкой. Я почувствовала это еще в тот раз. Она взяла у меня деньги, и мне показалось, будто она хочет, чтобы я осталась. Интересно, есть ли невидимая связь между теми, кто пережил потери? Не обычные потери, которые случаются с каждым, а такие, которые уничтожают твою жизнь, уничтожают тебя, так что в отражении ты видишь уже не свое, а чье-то чужое лицо.

— Для кого это? — спрашивает Мейбл.

— Для Ханны.

Она кивает.

— Я хочу купить подарок твоим родителям, — говорю я. — Как думаешь, что бы им здесь понравилось?

— Да что угодно. Здесь все такое красивое.

Мы вместе рассматриваем несколько вещиц. Затем я вновь прохожусь по магазину, а Мейбл возвращается к колокольчикам. Я вижу, как она проверяет ценник на одном из них. У Аны и Хавьера в каждой комнате цветы, поэтому я внимательно разглядываю уголок с вазами.

— Как тебе? — спрашиваю я, поднимая круглую вазу. Она пыльно-розового цвета, такая нежная, что отлично впишется в их яркие комнаты.

— Идеально, — отвечает она. — Им понравится.

Я выбираю подарок и для себя: горшок для пеперомии того же пыльно-розового оттенка, что и ваза Аны с Хавьером. Все это время я держала растение в пластиковом горшке, а этот выглядит куда красивее.

Хозяйка уже сидит за прилавком и делает какие-то пометки на бумаге. Я подхожу к ней с вазой, испытывая непреодолимое желание остаться. Протягиваю банковскую карточку и, когда она отдает мне чек, наконец набираюсь смелости спросить.

— Я хотела узнать, — произношу я, пока она заворачивает первую миску в бумагу. — Вы случайно не ищете продавца?

— Ах, — говорит она. — Если бы! Но я работаю одна, да и дел тут совсем немного.

— А, ну ладно. — Я пытаюсь скрыть огорчение. — Просто мне нравится ваш магазин, и я подумала, что стоит спросить.

Она отрывается от бумаги и улыбается.

— Спасибо.

Затем протягивает мне пакет с завернутой посудой, и мы с Мейбл выходим на снежную улицу.

* * *

Мы чуть ли не бежим мимо зоомагазина и почтового отделения и ныряем в кафе, дрожа от холода. Занят только один столик, и официантка, кажется, удивлена нашему приходу. Она берет из стопки пару меню.

— Сегодня мы рано закрываемся из-за бури, — говорит она. — Но можем вас накормить, если вы ненадолго.

— Конечно, — отвечаю я.

— Отлично, — подтверждает Мейбл.

— Хотите кофе или апельсиновый сок?

— А есть капучино? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Мне тоже, — говорит Мейбл. — И еще пару блинчиков.

Я просматриваю меню.

— Яйца Бенедикт, пожалуйста.

— Спасибо, девушки, — отвечает официантка. — Извините, я на секунду вас потесню…

Она перегибается через наш стол и переворачивает табличку на окне, чтобы снаружи виднелась надпись «Закрыто». Но внутри, прямо между нами с Мейбл, оказывается «Открыто». Если бы мы были персонажами рассказа, это непременно бы что-нибудь значило.

Официантка уходит, и мы оборачиваемся к окну. Теперь снег падает иначе — валит почти стеной.

— Поверить не могу, что ты живешь в такой холодрыге.

— Да уж.

Мы молча смотрим на снег. Вскоре приносят кофе.

— Хотя здесь все равно красиво, правда? — говорю я.

— Да, красиво.

Мейбл вытаскивает из подставки пакетики с сахаром — розовый, белый и голубой. Выкладывает их в ряд, потом берет еще. Я не знаю, что кроется за этими нервными движениями и отсутствующим взглядом. Ее губы плотно сомкнуты. Раньше я перегнулась бы через стол и поцеловала бы ее. Еще раньше — поддразнила бы, раскидала бы пакетики по столу. А вернись мы в тот день, когда познакомились, я бы принялась сама выкладывать сахар в ряд, пока наши пакетики не встретились бы где-нибудь посередине.

— Может, вернемся к разговору о том, зачем я сюда приехала? — спрашивает Мейбл.

Я цепенею. Интересно, заметно ли ей.

Я не хочу, чтобы она перечисляла причины, по которым мне стоит вернуться в Сан-Франциско к ее родителям, потому что знаю, что все они убедительны. Я не смогу логически их опровергнуть. Просто буду выглядеть глупой и неблагодарной.

— Я бы хотела согласиться, — говорю я.

— Так согласись. Просто разреши себе. Ты и раньше проводила у нас кучу времени.

Она права.

— Мы будем видеться каждые каникулы, и у тебя появится место, куда ты всегда сможешь приехать. Мои родители готовы помогать тебе со всем, что нужно. С деньгами, с советами, с чем угодно. А мы можем быть как сестры, — говорит она и тут же осекается.

Сердце ухает, в голове звенит.

Я заправляю волосы за уши. Смотрю на снег.

— Я не… — она подается вперед и обхватывает голову руками.

Я думаю о том, как по-разному у всех течет время. Какими были эти месяцы для Мейбл и Джейкоба? Они что-то делали, куда-то ходили, что-то смотрели. Ездили на машине к океану. Каждый день забит жизнью под завязку. И я в своей комнате. Поливаю цветок. Готовлю лапшу. Мою желтые миски — день за днем, день за днем.

— Все в порядке, — говорю я. Но это неправда.

Проходит слишком много времени, а она все еще сидит неподвижно.

— Я понимаю, о чем ты, — говорю я.