Мы вернемся

– Все… нормально, – лепетала Элис, ощущая, как горят ее щеки. Она не смотрела на Эвана, потому что понимала: приход Серены спас ее от очень большой ошибки, за которую она бы потом себя растерзала. – В смысле «и тут»?

Серена прошла в палату, шелестя своей длинной голубой юбкой.

– Да я искала врача, чтобы уточнить, можно ли к вам. Ну и нашла в ординаторской… с Сэмом. Нет, ничего такого. – Она тут же выставила руки в ответ на изумленный взгляд Элис. – Они обнимались, но так нежно и как-то лично, что мне сразу захотелось провалиться от неловкости под землю. А тут вы… Еще немного, и я подумаю, что попала не в больницу, а в дом свиданий!

– Мы просто спорили, – бросила Элис, натужно улыбаясь Эвану. – Это был прием убеждения.

Серена только покачала головой – она не была ни слепой, ни дурой. И именно поэтому возражать не стала, за что Элис была ей очень благодарна. Ей еще перед самой собой отчитываться придется, и, конечно, объясняться с Эваном, – рассказывать что-то Серене у нее просто не хватило бы сил.

– Я вам тут цветы принесла. Для поднятия боевого духа. Да, видимо, вам и так хватает…

– Цветы нужны всем, я помню. – Элис наконец искренне улыбнулась и забрала из рук Серены большой букет нежных пионов. – Спасибо. Ты присаживайся, в ногах правды нет. Спроси Эвана – он теперь знает.

– Ну ты и стерва! – Эван все же расслабился и даже хохотнул на такую довольно жестокую шутку. – И вот с ней я делю палату, представь себе.

– Да вы оба хороши, как я погляжу. Как вы до жизни такой дошли-то? Последний раз, когда Элис была у меня, у вас что-то случилось между Сияющей и Микой… ты тогда еще срочно уехала…

– Да, и так тебе и не позвонила! Прости, там долгая и тяжелая история. И все так завертелось…

Серена ерзала на стуле, не зная, как подобраться к теме разговора. И Элис, и Эван знали, зачем она пришла. Серена тоже была паломником, просто от праздно стоящих внизу ее отличало личное знакомство с самим Автором. И это же знакомство делало этот разговор очень сложным. Они уже видели все это, когда Берти приносила им свою выпечку – ароматную и очень вкусную, – попутно расспрашивая о том, что может Эван. Берти хоть и была одинокой и боевой, мечтала, как оказалось, только об одном – иметь ребенка. С этой мольбой и пришла – просто, без присказок и уверток. И стойко вынесла свой приговор, приговор Эвана в том, что сделать ничего нельзя. А затем на пороге появился Майкл. Он даже просил не за себя – за свою девушку. Та постыдилась прийти, не хотела просить и навязываться. Но ей очень нужно было домой, там, в ее истории, от нее зависели чужие жизни. А здесь, как они думали, жизни зависели от Эвана. Вот только это была огромная и пустая надежда.

Они приходили – знакомые и не очень – и смотрели таким молящим взором, что даже Элис хотелось взвыть, что уж говорить об Эване. И вот теперь в их палате сидела Серена, та самая, что добровольно убила себя, оставив в своей истории мужа, которого очень любила. Слишком любила, чтобы хотя бы не попытаться вернуться домой.

– Серена. – Эван позвал ее очень тихо, но она все же дернулась, выдавая все внутреннее напряжение. – Ты можешь спрашивать, я отвечу на все. Не бойся, ты…

– Не первая? Я понимаю. И не последняя, ты же знаешь? Город переполнен – слухи расходятся слишком быстро, люди целые паломничества совершают к вашему дому, сюда… И я, как дура, пришла! Прости, не стоило!

Она вскочила, резко подбирая сумку, что лежала все это время на коленях, дернулась к выходу и нерешительно застыла. Внутренняя борьба была настолько явной, что Элис не выдержала:

– Серена, давай уже! Ты ведь все равно пришла. Да и лучше узнать все самой, чем дальше барахтаться в болоте сплетен.

– Элис права, все в порядке. Спрашивай.

Серена бросила сумку на посетительское кресло, присела на краешек кровати Эвана и внезапно стала гладить его по колючим заросшим щекам.

– К черту вопросы… Как ты? Как ты все это выносишь, нас выносишь?

В ее словах было столько теплоты и отчаянья, что Элис стало тесно в этой комнате. Серена умела видеть людей насквозь, понимать по полувзглядам и сорванным поцелуям. Но в ней едва угадывалась та волшебница из цветочной лавки: все эти слухи и надежды почти свели ее с ума, и она старательно проецировала свою боль на других, волнуясь за них больше, чем за себя.

– Как-то, – просто ответил Эван. – Выбора-то нет. Да, Серена, во мне живут мысли и воспоминания автора этой Вселенной, да и сам я – его альтер эго. Он погиб, пока писал этот роман, и все почему-то ожило. А я оказался заперт в теле героя, который ничего не может изменить. Я не знаю как… Не знаю. И ничего не могу: ни Ветру крылья отрастить, ни Лин сделать взрослой, ни тебя отправить к Бену. Прости, но не могу. Или не знаю как…

Серена улыбалась. Так, как улыбаются те, кто идет на смерть – спокойно и устало. Она была готова к такому ответу, но не была готова смириться с ним, потерять эту крохотную надежду, что точила ее изнутри последние дни.