– Ты уж как-нибудь определись: язва я или все-таки чудо-женщина, Волчара. – Паника понемногу отступала, и Элис приходила в себя. – Так, а что паломники?
– Стягиваются к нашему дому, ставят палатки, все как всегда. Они хуже папарацци – от них не спрячешься.
– Я бы на твоем месте не списывала со счетов папарацци. Вспомни: мы снимали парочку с крыши, висящими вниз головой – только бы заглянуть в наши окна.
– Ага, и одному из них уткнулось в лоб дуло пистолета Вик.
Элис зажала рот рукой, чтобы не смеяться очень громко. Бедолага тогда сознание потерял и повис на своей страховочной веревке, покачиваясь на ветру. Зрелище было еще то, но зато больше таких фокусов эти пронырливые любители чужой жизни не выкидывали. Сэм тем временем обошел стол и на пути к холодильнику сжал Элис в дружественных объятиях. Она тут же дернулась, выгнулась, словно ее позвоночник пытались вырвать, и машинально схватила все тот же кухонный нож, лежащий на столе. Сэм в ужасе отпрянул и застыл.
– Оу, полегче! Я всего лишь…
– Никогда. Больше. Не. Прикасайся. Ко. Мне.
Слова, словно камни, падали на деревянный пол, эхом разносясь по тихой кухне. Элис смотрела на свою чашку с кофе, рвано хватая воздух ртом, застывшим в безобразной полуулыбке. Монстр внутри нее жадно глотал эти секунды замешательства, страха и отчуждения в глазах Сэма.
– Элис…
– Что? Скажешь, что я должна успокоиться, ведь мы в безопасности? Нет, мы больше никогда не будем в безопасности. Или предложишь сходить к психологу? А лучше – к психиатру! – Элис рассмеялась, обреченно, с ноткой сумасшествия. – Жалкое зрелище, да, Волчара? Ко мне даже прикоснуться страшно, ляпнуть что-то не то! Хуже, чем когда я от рака умирала!
– Элис, просто положи нож. Ты можешь пораниться…
– И что? Посмотри на меня, Сэм! Шрамы, синяки, порезы – хуже уже не станет! Я урод! Психованный урод! И как бы я ни старалась жить как раньше, любое напоминание превращает меня в это! – Элис указала на себя ножом, но, увидев ужас, исказивший лицо Сэма, бросила его на стол. – Я сломалась, Волчара. От чудо-женщины не осталось ни чуда, ни женщины.
– Бред это все! Послушай, все придет в норму…
Элис отрицательно замотала головой.
– Где она – норма? Подыхать на больничной койке, улыбаться вам по прибытии и рыдать каждый раз, когда вы не видите, влюбиться в самого большого обманщика в этом мире или пытаться не сойти с ума после… всего этого? Моя норма – это гребаные страдания и боль. И только все это мракобесие: дом, Лин, чертовы линчеватели – только это заставляет меня как-то жить. И во всем этом нет ни капли радости или нормы, друг мой.
– Я… уф. – Сэм поник, неуклюже присел на корточки, посмотрел на Элис снизу вверх своими голубыми печальными глазами. – Я не знаю, что сказать. Ты всегда выглядела такой сильной, знающей, что нужно делать, воинственной. Я не думал, что тебе так больно и плохо. Переставай быть одиночкой, чудо-женщина. Да-да, я не прекращу так тебя называть. И, может, твоя норма – это бороться. Не страдать, а именно бороться за кого-то, за себя, за жизнь.
– Что ж, тогда я проиграла по всем фронтам.
– Нет. Проиграть можно только в том случае, если игра закончилась. Но твоя-то продолжается. Наша игра – бесконечная, а значит, в ней нельзя проиграть.
– А выиграть?
Сэм поднялся, протянул было руку, чтобы погладить Элис по голове, но неуклюже отдернул. Неловко улыбаясь, он пожал плечами, не зная, куда себя девать.
– Я как всегда, – вздохнул он. – Не знаю, можно ли выиграть, но играть нужно. Как иначе?
– Во что играть собрались? – на кухне появилась Микалина. На ней была футболка с надписью «Сексуальная мамочка», на которую тут же уставились Сэм с Элис. – Да-да, нам срочно нужен шопинг! Даже представлять не буду, что по поводу этого, – она указала на кричащую розовую надпись, – скажет Родж.
Элис рассмеялась, мимолетным взглядом прося Сэма молчать о недавнем разговоре.
– Что-нибудь о том, что он будет идеальным папочкой для такой горячей мамочки!
– Волчара, ну ты-то хоть не начинай! Где они только эти вещи-то берут!
– Ну, по сравнению с Ветром, мы все одеты просто с иголочки. – Элис была очень рада такому веселому и простому разговору. Напряженность почти ушла, ее можно было больше не маскировать за пафосными фразами и язвительностью. Но кое-что пугало Элис с большей силой, чем воспоминания и боль: Сэм был прав – она могла навредить себе. В очередном вот таком припадке она запросто всадит нож себе в живот или выпрыгнет в окно. А если увидит в ком-то черты своих мучителей? Спасибо Джорджу, что в этой Вселенной нельзя умереть – это хоть и слабое, но утешение и призрачная надежда, что в крайнем случае она не сможет кому-то навредить катастрофически крупно.
– Мы сегодня едем к Лин? – Мика сонно насыпала хлопья в небольшую керамическую миску, периодически промахиваясь и разбрасывая золотистые кругляшки по столу. Так же лениво и медленно она подхватывала их своими длинными пальцами и забрасывала в рот.