Мы вернемся

Пока Ник занимался своим делом, Элис успела выведать у него, что домой он не собирался. Это было ее способом отвлечься и не всадить нож в глаз татуировщику – процесс приходилось прерывать раз десять, чтобы Элис могла перевести дыхание и успокоиться. Ночной ритуал с Эваном дал свои первые плоды, но переживать касания других людей безболезненно Элис пока не могла. Зато узнала, что Ника вполне устраивало положение вещей тут, про свой прежний мир он едва обмолвился, так и не рассказав, почему в итоге оказался здесь.

– Вот и все. Даже работой назвать язык не поворачивается. Как ухаживать, ты знаешь. Так что беги, зови следующего.

– Спасибо, Коля.

Он в ответ только состроил мученическую гримасу – ничем не хуже Элис получасом ранее, и выпроводил занозу из кухни. Элис присела на диван намазать руку заживляющей мазью, когда заметила, что ни Эвана, ни Софи среди всех прочих нет.

– Они ушли поговорить, – шепнула Мика, сидящая рядом. – У тебя, как обычно, все на лице написано.

– Так же, как у Волчары? – Элис смотрела на Сэма, который бессмысленно рассматривал пол, и ее сердце сжималось от жалости и сочувствия.

– Бедняга, – поддержала ее Микалина. – У Акины должны быть очень веские причины, чтобы бросить его здесь одного.

– Веские причины? – брюзжащее карканье, раздавшееся за спиной, разом убило все настроение, что собралось за этот вполне спокойный день. Усиленная охрана обеспечила им довольно тихий день, а вся затея с татуировками добавила веселья. Но Ирг не был бы собой, если бы все не испортил. – Кому нужны веские причины, чтобы убраться отсюда?!

– Хочешь сказать, что тоже решил вернуться?

– Конечно. С вами, что ли, тут оставаться мальчиком для битья?

– Но там же война, там ты…

– Мерзкая тварь? Да! – Ирг улыбнулся, и Элис съежилась на диване от этого зрелища. – Но и тут я такая же мерзкая тварь. Только там у меня есть хоть немного нормальной жизни, а здесь?

– Расскажи, – внезапно повернулась к нему Элис, пока Микалина шептала, что это очень плохая идея.

– Серьезно? Ты хочешь знать о моей жизни? Спустя столько времени тебе вдруг стало интересно, что произошло у мерзости раньше?

– Ирг, ты – мерзость, потому что ведешь себя так, а не потому, что выглядишь иначе.

– Да ладно! Что ж, пожалуй, поведаю тебе свою веселую историю о человеческой доброте и неважности внешности! – Ирг растягивал слова, словно насмехаясь над Элис. Она же решила идти до конца: подвинулась, приглашая существо присесть рядом, и настроилась слушать, что бы он там ни рассказал. – Сколько мне лет, как думаешь?

– Не знаю, – честно ответила Элис. – Сложно сказать.

– Девятнадцать. Мне исполнилось девятнадцать за пару дней до того, как я оказался здесь.

И это оказалось первым потрясением. Элис вполне предполагала, что Иргу не пятьдесят, – вел он себя слишком отвратительно для взрослого человека. Но девятнадцать? Он же еще подросток, у которого гормоны не отбушевали.

– Я смотрю, ты свой переходный возраст так и не перерос.

– Зато ты, судя по всему, перепрыгнула, мудрая, стойкая истеричка.

Элис начинала жалеть, что предложила Иргу выговориться. Его пропитанные ядом фразы уже не задевали, только безумно утомляли, приевшись за долгое время.

– Ты либо рассказывай, либо иди дальше давиться своим ехидством в одиночестве.

Ирг сверкнул своими белесыми глазами, но все-таки продолжил:

– До всей этой фигни с радиацией я жил в обычной такой семье: мама, папа, сестренка. Ей было девять. – Элис впервые увидела у Ирга такие чувства – ему было больно вспоминать свою семью, поэтому и рассказывал он сухо, с привычным ядом. – Про войну и все эти отряды вы и так знаете – вон их сколько тут. Вот и я хотел пойти к ним, защищать планету и всех «прекрасных» людишек.

– Ты? – в одно слово усомнились Элис и Мика.

– Внезапно, да? Я был хорошим мальчиком. Красавцем, как и говорил. Просто не уточнял, в какой период жизни. – Он словно сам над собой насмехался, но неуютно и стыдно было почему-то Элис. – Сестру хотел уберечь, родителей. Чтобы гордились и спали спокойно. Вот только нас с сестренкой заразили этой гребаной радиацией. Знаете, как больно мутировать? Как кожа слазит с тебя клоками, живьем, умывая твое уродливое лицо кровью и гадкой рыжей слизью? А голод? Вы знаете, что такое голод? Когда чуешь запах трупа за мили от тебя и слюна, приторно-сладкая, наполняет рот.

Элис зажмурилась, чтобы справиться с тошнотой. Ее живое воображение слишком ярко рисовало картины того, что происходило с Иргом.

– Представили да? Вижу по лицам, что представили. Только это все происходило не только со мной, но и с сестрой. Она кричала от боли и выла от голода. Маленькая, не понимающая, что происходит. Ей нужна была любовь и защита, но наши родители не хотели иметь детей-монстров. Они отвернулись от нас, сдав вот такому отряду, как сейчас стоит вокруг дома. Мило, не правда ли?

– Ты врешь! Родители не могли…