— Надо было как мы поступить, — криво усмехнулся Николай Александрович. — Мы просто отобрали у них всех детей и не позволили их растить. Плюс, обывателям было запрещено преобразование тела, позволяющее жить больше шестиста лет молодым и здоровым. Жестоко? Да, жестоко. Но этих иначе не одолеть, дай им волю, они бы испоганили молодых. А так молодые выросли настоящими, крылатыми душой, начисто отбросив взгляды и чаяния родителей. Семьям, конечно, было позволено встречаться, но, согласитесь, детишкам куда интереснее строить модели космических кораблей с друзьями, чем выслушивать злобное шипение родителей. Тем более, что призом за лучшие модели была экскурсия либо на Марс, либо в кольца Сатурна.
— Представляю какие там детские интриги развернулись за победу, — хохотнул гость.
— Еще те, да, — тоже засмеялся капитан. — Что ж, переговорите со своими людьми, будем рады вашему участию. Но, как я уже говорил, после установки имплантов и прохождения преобразования тела. Вы все достойны.
Он не стал уточнять, что все выходцы из СССР двадцать второго столетия во время лечения прошли ментоскопирование — без него человека на преобразование не отправляли никогда. Кто-то скажет, что это подло. Возможно, и так. Но иного пути не было. Не хватало только долгоживущего обывателя, скрытого либерала, религиозного фанатика или вообще нациста. Причем особо убежденные догматичные марксисты вполне себе входили в категорию фанатиков, с этим в империи сталкивались. Ведь основой ее общества была солидарность его членов, а отнюдь не следование некой идее, которая вполне могла устареть, но ее при этом превозносили, как высшую догму. Из марксизма взяли и творчески переработали лучшие положения. Результат был налицо — у имперцев получилось создать страну, живущую практически по коммунистическим принципам, но при этом без недостатков советского социализма с его неимоверно скучным пережевыванием трудов основателей. Вспомнив, как в юности писал бесконечные конспекты по трудам Ленина, Маркса и Энгельса, Николай Александрович содрогнулся. Нет, такого идиотизма больше никогда не будет. Теория должна быть живой, развивающейся, а в Союзе ее превратили в мертвую схоластику. Потому, в общем-то, он и рухнул. Люди потеряли веру, а это самое страшное, что может быть, тем более, что наверх пробрались предатели, начавшие радостно превращать страну в свою вотчину. А люди видели разницу между декларируемым и реальным, и это постепенно убивало в них надежду, что все еще может вернуться на круги своя. Пока окончательно не убило. После чего наступил страшный 1991-й год. И страна рухнула.
Пожив при капитализме, люди осознали, что они потеряли с развалом Советского Союза, но было уже поздно. Наверное, даже к лучшему, что началась война, что у западников не было столько времени на превращение мира в клоаку, как на местной Земле. Здесь порядок наводить будет невероятно трудно, намного труднее, чем дома — были выращены поколения убежденных нацистов, молящихся на запад либералов и только о себе думающих обывателей-приспособленцев. Причем последняя категория была как бы не хуже, чем первые две. Ни в чем, как будто, не повинная, но ради своей выгоды и удобства готовая на любую гнусность и любую мерзость. Здесь обывателей в сотни раз больше, чем было дома, где их в основном выбила Великая война, в тех условиях оставаться обывателем означало умереть. И как с этими сволочами справляться придется хорошенько подумать. Дашь слабину — сожрут. Ласково, тихо и незаметно. Но сожрут. С добрыми улыбками и глазами акул. И все снова вернется в нынешней мерзости.
Николай Александрович собирался было уже уходить, когда Илья Михайлович попросил его задержаться, поскольку вспомнил еще кое-что важное. Капитан вернулся от порога и с интересом уставился на своего коллегу из СССР. Что там еще?
— Товарищ капитан… — несколько замялся тот. — Не знаю, поверите ли вы мне, но когда мы пытались вернуться на Землю, то на орбите шестой планеты, в поясе астероидов визуально обнаружили очень странный объект. Нечто наподобие миниатюрной черной дыры с огромной гравитацией. Благо, наш курс пролегал достаточно далеко, и нас не затянуло туда.
— Такие объекты изредка встречаются, — кивнул Николай Александрович. — Я три похожих видел.
— Это не все! — вскинулся Илья Михайлович. — Мы видели там в гравитационной ловушке как минимум четыре космических корабля разных рас, они были совсем не похожи друг на друга. Да и обломки непонятного назначения там вокруг летали. Возможно, это важно. Нам, как вы понимаете, тогда было не до исследований.
— Четыре чужих корабля? — переспросил капитан, с озадаченным видом взъерошив свою шевелюру.