Мы – Виражи!

– Нет, пойдём, – возразил он, старательно подбирая слова без буквы «р». – Усика жалко.

– Жалко, – согласилась Малинка.

Ломик покраснел до корней волос и порадовался, что сестра не видит этого в темноте. Ему и впрямь было жаль беззащитного Усика, который не смел и слова сказать Тинычу. К карлику Ломик привязался всем сердцем. Но ещё больше ему нравилось метать ножи.

Когда Тиныч ставил мишень, ладони у Ломика загорались от нетерпения. Он чувствовал, что погибнет, если не метнёт нож. Тиныч не давал ему погибать. Он отходил в сторону, уступая Ломику свои «инструменты». И Ломик посылал ножи в цель.

С каждым днём его мастерство росло. Он выстраивал ножи дугой и по диагонали, метал их из-под мышки и через плечо… Мог делать это часами, забыв про еду, отдых и даже про Малинку, которая стояла рядом, раздуваясь от гордости за брата.

Дядюшка Жако не пропускал его тренировок: стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки или задумчиво потирая серёжку. А по вечерам, во время представлений, он вызывал Ломика на сцену. И тот, уже не стесняясь, раскланивался перед зрителями и показывал, чему научился. Ломик радовался, что ему разрешают метать ножи, что платят за это деньги, которые они с Малинкой неизменно прячут под капотом «Форда». И ещё нравилось, что с каждым представлением зрителей на площади становится всё больше. Ему казалось, это растёт слава цирка дядюшки Жако. Ломик не догадывался, что люди приезжают посмотреть на него самого.

Зато догадалась Малинка, но это не принесло ей радости. Она стала хуже спать, потеряла аппетит. И однажды, когда Ломик стоял на сцене, в голове у неё пронеслось: «Хоть бы промазал!»

От этой мысли Малинке сделалось так больно, точно один из ножей брата угодил ей в сердце. Малинка постаралась вырвать злую мысль с корнем. Но она возвращалась снова и снова, как назойливая муха. «Хоть бы промазал!» – вспыхивало в голове у Малинки, и она холодела от ужаса, потому что ещё никогда не желала зла тому, с кем росла в одном животе у мамы.

Глава 8 На острие ножа

На восьмой день, когда близнецы снова пришли к циркачам, они увидели, что артисты собирают вещи.

– Уезжаете? – спросила Малинка у карлика.

Ей было жаль с ним расставаться. Кто станет защищать маленького человека от грубияна с моржовыми усами? И всё-таки на душе у Малинки чуточку просветлело: уедут циркачи, значит, не будет представлений, и Ломик снова станет послушным братцем, который всё за ней повторяет.

– Жако говорит, пора в другой город, – ответил карлик, отводя покрасневшие глаза.

Усик выглядел жутко несчастным – ему и самому не хотелось расставаться с близнецами. Особенно с Малинкой. Она так трепетно оберегала его от Тиныча! С таким вниманием слушала его истории! А ещё подарила ему маленький разноцветный браслет, сплетённый из ниток. Никто и никогда не делал карлику подарков! Усик надел браслет и не снимал даже во время представлений.

– Мы будем писать тебе, Усик! – пообещала Малинка.

– Куда? – грустно усмехнулся клоун.

У него не было адреса. Даже электронного.

У Малинки слёзы на глаза навернулись. Неужели она больше не увидит Усика?

– Оставайся с нами! – горячо предложила Малинка. – Мы всё объясним бабуш…

– Куда это ты зовёшь моего клоуна? Как там тебя… Рябинка? – из-за фургона появился дядюшка Жако.

Он мазнул по Малинке равнодушным взглядом и широко улыбнулся Ломику. Малинка вскипела. Ну и наглость! Её имени никто, кроме Усика, не запомнил. Зато брата знал каждый артист! А фокусник продолжал:

– Лучше мы возьмём с собой твоего близнеца. Хочешь, Роман, поехать с нами? – дядюшка Жако участливо склонился к Ломику. – Только представь: будем путешествовать из города в город! Ты станешь знаменитым – с твоим-то талантом. Заработаешь много денег и поможешь семье.

Фокусник, конечно, знал о Виражах всё – языкастая Малинка в первый же день разболтала.

– Ломик не поедет, – встряла она.

Дядюшка Жако досадливо отмахнулся от неё, словно от мухи. Его немигающий взгляд вперился в Ломика.

Ломик побледнел, покраснел, снова побледнел. Воображение нарисовало ему толпу поклонников и новый коттедж – вдвое больше прежнего. Потом Ломик помотал головой, вытряхивая эти мысли.

– Нет, – прошептал он.

Ему не хотелось оставлять Малинку, родителей и бабушку Розу. Как-нибудь без толпы поклонников обойдётся. Только бы раздобыть ножи для метания. Ломик чувствовал, что не сможет без них жить.

– Твоё дело, – дядюшка Жако пожал плечами. – Тогда метни ножи напоследок. Тиныч наточил их для тебя. Девочка, не мешай. Что ты вечно крутишься под ногами?

Он сказал это так, словно Малинка забрела сюда с улицы, словно не было её в цирке все эти дни, словно не похожи они с Ломиком, как две капельки. Чаша, где копилось Малинкино раздражение, опрокинулась. Она выхватила у дядюшки Жако ножи, которые тот протягивал её брату, и громко заявила:

– А я тоже могу!

В самом деле, почему нет? Если получалось у Ломика, получится и у неё. В конце концов, они близнецы! У них мысли одни на двоих, значит, и способности тоже!

– Отдай, – тихо сказал Ломик.

Поджав губы, он стоял перед Малинкой прямой, как свечечка.