Мы воевали на Ли-2

Никто из нас не думал о себе, думали о работе. А ее с началом контрнаступления наших войск становилось все больше. Мы хорошо понимали, как тяжело дается матушке-пехоте каждый клочок земли, отвоеванный у врага. Идти в атаку нужно было по открытой местности, по степи, а враг сидел в траншеях. И нам, конечно же, хотелось помочь нашим солдатам преодолеть грозные позиции, сделать все возможное, чтобы взятие их обошлось меньшей кровью. Каждый самолето-вылет — это бомбовый удар по врагу, это дополнительные боеприпасы, так необходимые в сражении, это десятки спасенных раненых бойцов… И потому мы старались делать так, чтобы самолето-вылетов полк выполнял как можно больше.

Вот в это напряженнейшее время нам было приказано ввести в строй как можно быстрее неисправные самолеты, стоявшие на ремонте в полку и в ПАРМ-10. Участвуя в тяжелых, изнурительных боях, с августа по декабрь мы потеряли многих товарищей, потеряли и самолеты. Немало машин вышли из строя из-за повреждений, износа, поломок при вынужденных посадках на запасных аэродромах, отказов материальной части. Восстановление Ли-2 шло медленно. Не хватало новых двигателей, воздушных винтов, необходимых запасных частей. К тому же лучших наземных техников мы переучивали для работы в небе, они становились борттехниками, а пополнение из школ ВВС и АДД весьма плохо знало Ли-2 и технологию его обслуживания и ремонта. Чтобы быстрее ввести молодежь в строй, закрепляли за каждым новичком опытных специалистов, наставников. Мне как старшему технику авиаотряда возни с этими ребятами выпадало больше всех. Со мной они вели регламентные работы, устраняли сложные дефекты. Каждая операция требовала предельной собранности, внимания, чуткости рук, точности движений. В авиации нет мелочей, любая оплошность, допущенная на земле, даст знать о себе в полете. Впрочем, и на земле они тоже ни к чему.

…На очередном Ли-2 подошло время сделать «регламент» после 100 часов работы двигателей. Взялись мы за дело с механиком-стажером Н. И. Арсентьевым и механиком И. П. Давыдовым. Проверили двигатели — в одном из цилиндров степень сжатия равнялась нулю. Размонтировали мы его, установили диагноз неисправности: прогорел клапан выпуска.

— Нужен новый цилиндр, — сказал Давыдов. — На морозе клапаны не притрешь.

Он прав. Мы работали на тридцатиградусном морозе, при пронизывающем ветре, а притирка клапанов требует совсем других условий.

— Сними цилиндр с двигателя, который уйдет в капитальный ремонт, — распорядился я. — Заменим только поршневые кольца.

Цилиндр сняли, я проверил его. Подготовили к установке. Я подробно объяснил, как надо выполнять работу, и ушел на другую машину, где меня уже ждали, чтобы опробовать отремонтированный мотор.

Арсентьев снял поршень с прицепного шатуна, очистил его от нагара, промыл, укомплектовал новыми уплотнительными и маслосборными кольцами — все как положено. Теперь оставалось главное — установить и смонтировать цилиндр с поршнем на картере двигателя. Давыдов смазал поршень с кольцами, расставил их стыки в канавках. Арсентьев обжал кольца специальным приспособлением, и Давыдов начал ставить цилиндр, опуская его осторожно на поршень. Когда он уже был над нижним маслосборным кольцом, Арсентьев не обжал его, а подал команду, дескать, опускай цилиндр. Тут-то и обломался конец кольца. Арсентьев растерялся, не снял его с заглушки, сдвинул по неосторожности ее с окна картера, и обломок упал в полость двигателя.

Давидов, злой и бледный, пришел за мной, доложил о чрезвычайном происшествии. Я вернулся к Ли-2. Арсентьев стоял опустив глаза и нервно теребил тряпку.

— Надень рукавицы, — сказал я ему. — Руки обморозишь, а работать за тебя никто не собирается. Что делать будем, механик? Подкинул ты нам задачу…

Арсентьев молчал. Одно неверное движение, и вот нужно снимать еще два нижних цилиндра, ставить поршень и бензином промывать картер до тех пор, пока злосчастный осколок кольца не выпадет из полости. Я стиснул зубы, чтобы не выругаться. И будто злее стал мороз от этой неудачи, и резче ударил, словно из засады, ветер, круто замешенный на колючем снеге.

Работали весь день, уходя в землянку на обогрев на две-три минуты, когда становилось совсем невмоготу и пальцы рук не сгибались от холода, Арсентьев работал без перекуров. Расстроившись, он и на обед идти отказался. Поздним вечером под заунывный вой метели мы закончили менять поршневые кольца и монтировать все цилиндры. Когда последняя гайка легла на свое место, Давыдов молча сложил инструмент и, не попрощавшись, ушел.

— Пойдем и мы, — сказал я Арсентьеву, — Вот так-то, брат, в нашем деле мух ловить. Ты еще дешево отделался. Запомнится денек?

— Да уж запомнится, будь он трижды проклят, — сказал в сердцах механик-стажер. — Я теперь на эти кольца дышать боюсь.

— А ты не бойся. Ты просто учись у других и работай, чтобы переделывать за тебя не пришлось.