Через несколько дней после взятия Симая мы встретились с последними оставшимися левантийцами рядом с их лагерем. Это было не официальное мероприятие со знаменами, шатрами и придворными, а скорее встреча старых друзей на обочине.
Многие уже уехали, торопясь на север. Другие задержались на пару ночей, а раненые – еще дольше. Теперь все покидали Кисию и пришли попрощаться с Нуру и Тором.
В тот пасмурный день на пустыре нас ждал десяток левантийцев, и каждое лицо было знакомо, хотя я не знала всех по именам. Нуру и Тор осадили лошадей и тут же спешились, и крепко обняли каждого из тех, кто пришел попрощаться, не сдерживая слезы. Только спрыгнув с седла, я обвела взглядом собравшихся воинов и увидела Раха. Он сидел, прислонившись к дереву, и откинул голову назад, щетина на ней сливалась по цвету с корой и была не намного темнее синяков на его лице.
Я шагнула вперед, но остановилась, переведя взгляд на стоящего неподалеку Гидеона.
– Что случилось?
– Он сражался за нас, – сказал Гидеон, вскинув голову. – Как всегда. Даже когда это глупо, а мы этого не заслуживаем.
– Гидеон, – сказала Сичи, и тот заключил ее в объятья.
Я даже позавидовала им: на мгновение их души как будто слились – так хорошо они понимали друг друга.
Мне хотелось бы вот так попрощаться с Рахом, но он не только не встал, но даже не открыл глаза. Он хотя бы дышал – и только этим я могла утешиться. Подойдя ближе, я заметила новые раны, так много, как будто он еще не развалился на части только благодаря повязкам и надежде.
– Рах, – тихо произнесла я, опускаясь рядом с ним на колени во влажную траву, под доносящуюся болтовню на левантийском. – Рах?
Его веки затрепетали, и на мгновение он вернулся в реальность, посмотрев на меня из отекших глазниц. Его губы дрогнули в улыбке.
– Мико, – сказал он, и у меня выступили слезы.
Со всей нежностью я провела рукой по его бритой голове, только чтобы прикоснуться к нему в последний раз. Если ему было больно, он этого не показал.
– Ты тоже должна его поблагодарить, как и мы, – сказал за моей спиной Гидеон. – Хотя он сделал это не ради тебя, – добавил он.
– Я знаю. – Я повернулась к Гидеону – воину, разделившему мою империю. Укравшему мой трон. Тому, которому всегда был верен Рах. – Он сделал это ради тебя.
Гидеон э’Торин поднял брови, в которых не было рыжины, как в волосах.
– Сомневаюсь. Он любит меня, как и я его, но это не значит, что я не понимаю, каков он.
– И каков же?
– Очень эгоистичный.
Я посмотрела на Раха, вспоминая, как он помог мне добраться до Сяна, где я надеялась найти приют, как карабкался вместе со мной в утлую лодку, чтобы не оставлять меня в одиночестве, как прошел рядом со мной всю Кисию, не жалуясь на усталость, и покачала головой.
– Как ты можешь так говорить? Он стольким пожертвовал. Ты сам сказал, что он ранен, потому что сражался за свой народ, который этого не заслужил.
– Да. – Гидеон наклонил голову, разглядывая меня как диковину. – Это не значит, что он поступил так бескорыстно.
– Ты вроде бы сказал, что любишь его.
– Да. А ты разве нет?
От насмешки в его пронизывающем взгляде мои щеки покраснели, и я попыталась вспомнить сломленного Гидеона, которого встретила в Куросиме, его голову на коленях Сичи, когда она пыталась его успокоить. Тогда я его жалела, моего главного врага, и мне так хотелось и сейчас его пожалеть, а не чувствовать себя маленькой глупышкой под его взглядом.
– Слишком сильно, чтобы говорить о нем подобные гадости, – сказала я, надеясь стереть его улыбку.
Но она только стала шире.
– Подлинная любовь видит изъяны, но не колеблется.
Пока он это произносил, его взгляд скользнул к Раху, наполнившись теплом. Рах тоже посмотрел на Гидеона, и, хотя не понимал наш разговор, в их глазах читалось такое понимание, что у меня сжалось сердце. Я никогда еще не стояла между двумя людьми, так пылко любящими друг друга, что буквально кипел воздух.
– У меня есть послание от доминуса Дишивы э’Яровен, – сказал Гидеон, наконец повернувшись в мою сторону. – Она теперь новый иеромонах Чилтея и останется там, чтобы построить на побережье новое поселение. Она говорит, ей не терпится снова встретиться с тобой, и уверена, что вы отлично поладите.
Я не могла понять, исходит ли от слов отсутствующего здесь иеромонаха угроза, или все дело в интонации, с какой их произнес Гидеон – он был олицетворением опасности. Рах медленно поднял на нас взгляд. Мне хотелось попрощаться с ним, увидеть в последний раз, но сейчас я желала только одного – скрыться в безопасности своего мира, поэтому наклонилась и прижалась губами к его лбу, найдя свободное от ушибов место.
– Прощай, Рах, – сказала я. – Всего хорошего.
Он поднял голову, взгляд единственного открытого глаза был туманным и спутанным.
– Прощай, Мико. И прости. Эшенья сурвеид.
Вскоре мы ушли, Тор и Нуру попрощались со всеми. Бледному и стиснувшему зубы Раху помогли забраться в седло, а остальные держались в сторонке.