Мы вовсе не такие

Итак, Бамбу готовится со мной сразиться. Он нервно чешет ногтями левой руки вздувшийся бицепс правой, и наоборот. Это типичный для самца-шимпанзе жест, которым он демонстрирует злобу и нетерпение. Твердые серые ногти скребут по грубой, жесткой шерсти, издавая звук, напоминающий потрескивание электричества. Глаза его загорелись коварным огнем, лицо исказила дьявольская гримаса. Следует прыжок прямо на меня, который я едва успеваю отразить своей палкой. Еще и еще раз. Теперь он уже взбудоражил себя не на шутку, разбегается и бодает меня в живот своим твердым обезьяньим черепом, да так, что я отлетаю в сторону, не успев попасть по нему своей дубинкой. А он тут же кусает меня за икру ноги, проносится мимо меня в комнату, сбивает там с ног мою жену и прыгает по ней, исполняя воинственный танец. Я вскакиваю, бросаюсь за ним вслед, он подпрыгивает и кусает меня в бровь, точно в то же самое место, как в прошлый раз, затем отскакивает от меня, врывается в свою клетку, захлопывает за собой дверь и, тяжело дыша, устремляется в самый дальний угол. Ни одним ударом я не смог себя защитить, до того молниеносно, с необыкновенной обезьяньей сноровкой все это было проделано.

Когда я его окликаю, он подходит к-решетке и, устало привалившись к ней, протягивает мне руку, а затем со знанием дела и с большим интересом исследует мою рану, только что им же самим нанесенную. Она основательно кровоточит (несколько дней я хожу с отечным глазом), но заживает быстро и довольно безболезненно. Лишь маленький, почти незаметный шрам остается на память об этом неприятном происшествии…

У Бамбу вообще, я бы сказал, «спортивная», благородная манера бороться. Казалось, только что он еще весь кипел от негодования и злобы и охотней всего разорвал бы меня на части. А уже пару секунд спустя он горит желанием залечить мои раны и готов снова дружить со мной как ни в чем не бывало. Разве мне в таком случае можно оставаться злопамятным? Конечно же нет. Ведь он при всей своей вспыльчивости, в сущности, отличный, добрый малый. Так что я надеюсь, что мы с ним еще найдем общий язык…

БАМБУ, ОВА И МУШИ

— Во время своих дальних поездок по Камеруну, по его дорогам, проложенным сквозь девственные леса, я внимательно рассматривал в каждой деревне людей и животных — так рассказывал мне директор Берлинского зоопарка историю приобретения Бамбу и Овы. — Внезапно на пороге одной из глинобитных хижин я заметил греющегося на солнце детеныша шимпанзе. При приближении нашей машины он тотчас же исчез в глубине темной хижины. «Стойте! Стойте!» — закричал я водителю, заскрипели тормоза, мы выпрыгнули из машины и бросились к той хижине, где я увидел шимпанзе. Детеныш оказался самцом, весом примерно восемь килограммов, в безукоризненной форме, только несколько грязноватый. Привязан он был за затянутый вокруг бедер пояс из нервущихся прочных волокон какого-то растения.

Начались обычные для этих мест торги, предшествующие каждой купле-продаже. Когда после долгих переговоров мы наконец ударили по рукам, владелец обезьянки потребовал с нас еще в придачу «даш», своеобразную премию в виде сигарет и дешевых цветных бус. После этого я взял детеныша на руки и вышел с ним из хижины. В это время из-за угла откуда ни возьмись выскакивает обезьяна — красноголовый мангобей, которого тоже, по-видимому, приручили и держали в качестве домашнего животного. Ловким движением отец семейства хватает его за шиворот и сует мне в руки в качестве «чаевых». Так что мы расстались очень довольные друг другом.