Мы вовсе не такие

Вечером, лежа в постели, я обдумываю планы усовершенствования своей «пишущей машинки». Каждая клавиша при нажатии будет теперь поднимать кверху большую букву. Проблема состоит лишь в том, чтобы найти кого-нибудь, кто изготовит мне такое хитроумное деревянное сооружение. Лампочки в нем постепенно будут светиться все слабее и должны быть запрятаны куда-то внутрь, так чтобы они были видны одному только волку из непосредственной близи, а публике — нет. Тогда Чингис, если я буду нажимать на нужные кнопки, начнет давать потрясающие ответы на вопросы, выстукивая их на машинке. Это будет просто умопомрачительно! А если на демонстрацию наших опытов начнут приходить различные умники, чтобы проверить степень развития волка и расспрашивать его (как в свое время «лающих ответы собак» и «отстукивающих ответы копытом лошадей») относительно его мировоззрения или предлагать вычислять логарифмы, тогда Чингис будет отстукивать на машинке: «Чую человечину! Чую человечину!» или для разнообразия: «Здесь пахнет ослом!»

Но это пока в мечтах. А в суровой действительности еще далеко до подобных успехов! Мой волк никак не может освоиться с «пишущей машинкой» и то и дело старательно ударяет не по той клавише, по которой нужно. Трах-тарарах!

Хотел я его приучить кататься со мной в автомобиле, но он сопротивлялся как бешеный. Страшно пугался, когда машина трогалась с места, и пытался вырваться наружу. Между нами опять завязывалась отчаянная борьба, да еще в такой тесной клетушке, кончавшаяся расцарапанными сиденьями и заляпанными стеклами. Но опять же в своем смертельном страхе волк не пытался меня ни разу укусить, и это ему высоко зачтется!

Но тем временем разыгрались новые события в жизни моего волка. Из товарища по прогулкам и объекта научных опытов, проделываемых над ним никому тогда еще не известным молодым ученым, проживающим в одном из самых заурядных домов Берлина, Чингис в один прекрасный день превращается в знаменитую кинозвезду. Судьба властно врывается в маленькую волчью жизнь, всю ее переворачивает вверх дном и переносит далеко через горы и долины в Италию.

ЧИНГИС В ИТАЛИИ

В тот раз я вышел после обеда прогуляться с Чингисом в районе Берлин-Иоханнисталь. Вдруг меня нагоняют двое мужчин. Оказывается, они заходили ко мне домой, не застали и отправились меня искать. Они представились, и я узнал, что это деятели известной кинокомпании, которая как раз в то время снимала фильм «Равнина» по одноименной опере. В этом фильме главный его герой, пастух, борется с волком, после чего решает спуститься с гор на равнину, где среди людей попадает еще в худшую переделку… Киношники, оказывается, в прошлом году уже пробовали отснять эти кадры, одолжив в каком-то цирке волка и увезя его в Альпы, но ничего хорошего из этого не получилось; один из итальянских участников фильма даже поплатился во время съемок жизнью.

Для меня тогда, как и для большинства непосвященных смертных, мир кино казался чем-то загадочным, необычным, за кулисы которого так любопытно заглянуть; поэтому я дал свое согласие. Приучить моего волка «понарошку» бороться с человеком было для меня пустяковым делом. Напасть всерьез он не решится — для этого я его воспитал слишком «человеколюбивым». Но я мог заставить его, например, вцепиться кому-то во время игры в рукав или даже прыгнуть на грудь и начать вырывать куски из одежды. Я даже придумал, как я это сделаю: на актера наденут толстый ватник, который волк не в состоянии прокусить, а на груди будет закамуфлирован кусок мяса, и Чингис начнет жадно рвать его зубами. Гораздо больше меня беспокоило, не убежит ли волк от нас там, наверху, в горах. Тем не менее бесплатная поездка в Доломитовые Альпы была для нас с женой тогда необычайно привлекательной — мне бы никогда и во сне не приснилось, что придется принимать участие в музыкальном фильме-опере!

Киношники, правда, изображали все значительно серьезней и опасней, чем оно было на самом деле. Там, на своей киностудии «УФА-фильм», представляющей собой целый городок наподобие маленького Голливуда, они содержали в клетке волчицу по кличке Инка, которую собирались как раз пристрелить. Киностудия откупила ее у одного цирка, но со временем она, по их словам, сделалась настолько злобной и неуправляемой, что никто уже не решался даже задвигать ей в клетку миску с едой. Я дал себя уговорить взять ее временно к себе в дом с целью «перевоспитания».

Это была канадская волчица темной окраски, почти черная. Поначалу она делала вид, что ужасно злая, но после того как я несколько раз поговорил с ней в ласковом и доверительном тоне, да еще подсел к ней поближе, прислонившись с наружной стороны к решетке, она неожиданно сделалась вполне сговорчивой, даже хвостом завиляла. Тогда я на другой же день принял смелое решение: открыл дверь и просто вошел к ней в клетку.