Мы все актеры

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (из окна): Ты, парень, шибко грамотный. Заходи, коли так нужно. Не стой столбом.

Сидят. Алеха в кресле-качалке, ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ с Леной на диване. Рустам на ковре у Лениных колен.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ну так что?

АЛЕХА (качается): Где-то мне надо пересидеть. Возле материного дома топтун, дружков забрали, а бабы мои все пуганые. Их с двух сторон достают – менты и змеиные куртки.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Намек понял. Ладно, поживи, у нас неплохо, а я на тебя погляжу… каких только людей у нашего царя нет. Займешь ту комнату, большую… когда они тут (кивает на Лену и Рустама), тебе остается кухня. Там широкая лавка с шерстяным ковром… можешь и полежать.

АЛЕХА: Ладно, я пока добрый.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Скорее я.

АЛЕХА: Это мы потом рассудим, дедуля, кто добрей… лично я очень даже могу озвереть.

РУСТАМ (взрывается): Учитель, гоните его… я их тут уже разглядел, блатных… они не знают, что такое благодарность.

ЛЕНА: В шею… Иннокентий Александрыч, в шею гоните!

Алеха показывает нож. Рустам тоже.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (Рустаму): Уж и с ножом… тоже мне пацифист.

АЛЕХА (прячет нож, открывает ногой дверь): Попомните меня, голубки… адью, старый сводник… (распаляется) …кровью харкать будете!

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: М-да… непересекающиеся миры.

Рустам в темноте идет по улице. Снова снег, фонари, и ставшая родной свиридовская мелодия играет с Рустамом: то подойдет поближе, то отлетит куда-то вдаль. Улица время от времени превращается в проезжий тракт, фонари в верстовые столбы, а освещенные окна многоэтажных домов в дрожащие огни печальных деревень. Рустам не вдруг замечает, что рядом с ним идет Али.

*АЛИ: Рустам, с Мунис неладно. Пошла плохая слава, и не зря… пришлось уехать в Москву. Здесь дела еще хуже. Ну, в общем, она с нашими… (берет себя за рукав) …ну, понимаешь, принадлежит всякому, кто в такой куртке.

Как из-под земли вырастает Алеха.

АЛЕХА (Рустаму): Голубок… ты, оказывается, со змеями водишься… голубку вроде бы не пристало, а? я это запомнил… слышишь, голубок?

Сидят вдвоем – ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ И Рустам. Смотрят фотографии, привезенные ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ из экспедиций.

РУСТАМ: Учитель, я становлюсь всё более русским… угадываю, что сейчас должны сказать, сделать Вы. Лена…даже Алеха. Всё чаще удивляюсь поступкам Тохира, Али… Мунис. На мне всё больше вины перед своими. Пропасть разверзается… будто материки отъезжают друг от друга… мне страшно.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Это называется – обрусеть. Что поделаешь… выход в открытый мир для тебя реальней всего через Россию. Ты отчалил… прыгать за борт поздно.

РУСТАМ: Но вы… мы… Россия – кто мы? насколько принадлежим Европе и насколько Азии? откуда взялась любовь, начавшаяся еще в пути? отчалил я или, напротив, причалил?

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Мой умненький-разумненький Рустам! Ты всегда задаешь вопросы, очень похожие на ответы. Не перерезай своей пуповины. Азиатчина – составная часть нашей русскости. Ты – очень совершенный приемник… ловишь еще слабый сигнал… первым почувствовал притягательную силу воскресшей России…

Морской паром, пыхтя, под крики чаек отчаливает в тумане от берега, на котором остаются отец Рустама, Мунира, Манзура, Сафина, ждущая ребенка, Фарход, обнимающий ее за плечи, Мунис в европейской одежде с крашеными волосами, Алишер, важный располневший Тохир, водитель автобуса, Али и еще несколько змеиных курток, с различным оружьем, от ножа до автомата Калашникова. На борту Анна Сергевна в сером платье, Иннокентий Александрыч, замотанный шарфом, четверо студентов из общежитья, Лена с тяжелым сынишкой на руках, Алеха и гоняющийся за ним по всему парому знакомый зрителям мент. Рустам в одних шароварах возле поручней парома работает против двигателя – изо всех сил тянет канат, пытаясь сократить пропасть, где пенится под винтом вода. Его фигура всё растет в кадре и остается одна с канатом, обжигающим ладони, напряженными мускулами, запрокинутой головой и крупными каплями пота на лбу. Вдруг – плечи его отшатнулись, руки начали выбирать канат. Земля сдвинулась, пошла, как гора к Магомету. Выпуская дым из трубы, не ахти какой современный паром тащит, явно тащит в кадре землю, с которой Рустаму столь трудно расстаться.

В Рустамовом кафе сидит Мунис со змеиными куртками. Среди них Али.

*МУНИС (кокетничает): Парни, зачем вы одинаково одеваетесь? я вас перепутаю. (Уже серьезней): И ментам вас так проще выловить… и Алехиным дружкам подстрелить.

*ПАРЕНЬ, СИДЯЩИЙ РЯДОМ: Мы никого не боимся… пусть нас боятся.

Рустам, опустив глаза, собирает со столов посуду.

*МУНИС (неожиданно, Рустаму): Ты меня никогда не любил… ты любил Сафину, и то издали.

*ПАРЕНЬ, СИДЯЩИЙ РЯДОМ: Такая как ты должна побольше молчать.

Рустам увозит тележку.

В Салтыковке весна. Тохир вышвыривает в зеленеющий палисадник Ленины одежки вперемешку с детскими игрушками.

ТОХИР: Иди гуляй… дочь гулящей матери… сюда не приходи.

ЛЕНИНА МАТЬ (затаскивает вещички обратно): Сам ты отсюда пойдешь, таракан усатый!

Лена молча стоит в сенях. Испуганный сынок обнимает ее колени.