Мы все были солдатами

— Ваше превосходительство, — начал он без всякого акцента, — я русский инженер (фамилия его не осталась в памяти), родился в Санкт-Петербурге и еще до первой мировой войны эмигрировал с родителями в Берлин, где проживаю и в настоящее время. Вот в этом доме, — показал он на высокое здание, выходившее своим фасадом на Мюллерштрассе. — Жители уполномочили меня просить вас не разрушать его. Мы гарантируем, что из нашего дома никто по советским войскам стрелять не будет…

Я внимательно разглядывал эмигранта. Несмотря на внешне опрятный вид, во всей его фигуре было что-то опустившееся: согнувшиеся плечи, потухший взгляд. Так выглядят люди, у которых уже потеряно все — нет Родины, нет будущего, нет цели в жизни, и живут они только потому, что надо как-то жить… В глазах его, когда он смотрел на меня, не было ни просьбы, ни ожидания ответа. В них было, пожалуй, только некоторое любопытство от разговора и встречи с человеком его родины, о которой он, наверное, не раз вспоминал в эти годы…

Пообещав ему распорядиться, я спросил его:

— Неужели вы не знаете, что всякие «превосходительства» ликвидированы у нас вместе с царизмом? И названия Санкт-Петербург тоже давно нет. После него уже был Петроград, а сейчас этот город носит имя Ленина и называется Ленинградом.

— Извините меня, — ответил он, — конечно же, мне это известно. Но в нашем кругу все осталось по-прежнему, и я даже в разговоре с вами допустил ошибку…

— Прощайте! — сказал я ему и пошел к машине.

…Шел десятый день боев в Берлине. После полудня мне позвонил командир 63-го полка полковник Г. Д. Емельянцев и доложил, что взят в плен немецкий адмирал со своим адъютантом.

— Они вместе с группой офицеров и солдат пробивались из Берлина, а потом укрылись в бункере. Адмирала и его адъютанта — полковника мы накормили. Что мне дальше делать с ними?

Я приказал Емельянцеву под усиленной охраной доставить адмирала и его адъютанта к нам на НП.

Вскоре привезли пленных. Спустившись со своего наблюдательного пункта, который размещался на верхнем этаже большого кирпичного дома на Мюллерштрассе, я распорядился адмирала привести ко мне, а его адъютанта допросить начальнику штаба С. И. Соколову.

В дверь постучали, и в комнату вошел среднего роста, уже начинающий седеть человек. На нем — черное гражданское пальто, берет. Фигура по-военному подтянута. Взгляд светлых глаз холоден. Пригласив его жестом сесть, я закурил. По взгляду, какой бросил на меня пленный, я безошибочно признал в нем курильщика, который уже давно и не нюхал табака. Взяв из пододвинутой мною коробки папиросу, он с видимым удовольствием затянулся и даже внешне как-то обмяк.

— Кто вы? — спросил я его через переводчика.

Он встал и представился:

— Вице-адмирал Ганс Фосс — личный представитель гросс-адмирала Деница при Гитлере.

Потом сел и стал рассказывать: с группой офицеров и солдат они пробивались из Берлина с завещанием Гитлера, по которому гросс-адмирал Дениц остается главой государства. Почти все спутники вице-адмирала были убиты. Он с адъютантом укрылись в бункере, где их и взяли в плен.

— Очень прошу вас, господин генерал, дать мне возможность выполнить волю нашего фюрера — доставить его завещание, — сказал в заключение Фосс.

Его неожиданная просьба возмутила меня. За кого принимает нас этот гитлеровец. Он, видимо, забыл, о своей личной ответственности за все, что творили фашисты на нашей земле. Хотелось бросить ему в лицо все накопившееся за эти годы в душе, но следовало сдержаться. После небольшой паузы я сказал Фоссу, что, по занимаемому мною положению, не могу рассматривать его просьбу. Он может высказать ее в вышестоящем штабе, куда будет направлен. Я поднялся, давая понять, что разговор окончен, и приказал увести пленного. Вице-адмирал Фосс рывком встал, резко повернул голову в мою сторону — отдав честь, и молча вышел.

Начальник штаба уже позвонил в корпус о столь «именитом» пленнике и его адъютанте. Последовала команда: под усиленной охраной немедленно доставить их в штаб.

После завершения боевых действий в Берлине Фосс привлекался для опознания трупов семьи Геббельса, с которой он был близок.

…Подвиг! Когда я слышу это слово, передо мной встают образы людей, совершивших героические поступки во имя выполнения боевой задачи. Их было много. Здесь я хочу вспомнить о старшем лейтенанте Н. И. Филоненкове и его товарищах.

Бои шли в Берлине, в районе Веддинга. Правее, за каналом, 79-й стрелковый корпус генерала С. Н. Переверткина пробивался к рейхстагу. В целях его изоляции, 23-ю гвардейскую дивизию в ночь на 25 апреля повернули на юго-восток в направлении Штетинского вокзала. Он прикрывал рейхстаг с севера.