Мы все немного у жизни в гостях

«Бойтесь Иосифа Бродского!
Его криптогенный разум
Гордиев узел плотский
С'eчет стихом-Александром.

Ахматова (слышали новость?)
берёт его на поруки.
Анна Андреевна, Бродский –
окололитературный трутень!

Его писанина – м'oрок.
Он жерновами двустр'oчий
Музы свободный росчерк
сжимает до боли в точку!»

Анна Ахматова:

«Если не чувствовать боли,
кто через век поверит,
что жили не только моли
в складках сгнивших материй…»

Памяти Иосифа Бродского

Иосиф раскурил заначку,
стряхнул неаккуратно пепел
и тронул ящерицу-рифму.

Она казалась неживою,
лишь глотка втягивалась мерно
при каждом вздрагивании кожи.

«Дела! – сказал себе Иосиф. –
Скрипит в уключинах Харона
Трахея рифмы сладкозвучной…»

* * *

Когда в имениях Хрущёва
О красках рассуждал бульдозер,
И нормой главного закона
Был гнев партийно-всенародный,
Собрал Иосиф всё, что было,
А было Йоське двадцать лет.

И фрезеровщика кормило
Сменил на прозвище «поэт».

Но норма главного закона
Была завистливой и жадной.
И фрезеровщики поэту
За тунеядство дали срок.
Сто-оп!
Тунеядство – выше нормы.
Оно, как воз телеги смрадной,
Парит!
И чувствуется лето
Сквозь кучи смёрзшийся кусок.

Ну вот и всё. Молчит Иосиф.
Умолкла избранная лира.
Ведь всё кончается когда-то,
Как день, как ночь, как мы с тобой.
Но что так ум и сердце просят
Привстать над дерзостями мира,
Вчитаться в «Сретенье»[2] и плакать –
Алк'aть над Йоськиной судьбой?..

От планетарных притяжений,
Кардиограмм сердцебиений,
Не начатых стихотворений
(недолетевших НЛО),
Остался на бумаге росчерк,
Машинописная строка
И дней дождливых облака,
Венеция…
И остров Мёртвых[3].

Читая книжицу Н. Рубцова «Подорожники»

Ах, как пахнут его подорожники!
За страницей листая страницу,
Я листаю цветущие донники
Хоботком, как пчела-медуница.

Горьковатый в речах и помыслиях,
Неприметный парнишка фартовый

Про Николины[4] выплакал выселки
Сладкозвучным Орфеевым словом.

Я пишу эти строки в Испании.
Солнце жарит, как toro[5] полуденный,
А вокруг в придорожной окалине
Медоносят Рубцовские улеи!..

Я бежал, я надеялся: тысячи
Километров, скитания дальние
Припорошат Николины выселки
И окольные зовы астральные.

Нет! Не вышло – далече от Родины
Встрепенулся во мне укоризной
Звон малиновой церкви Николиной
На заснеженных х'oлмах Отчизны.

На смерть Евгения Евтушенко