Мы все под подозрением

Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приемную, где сидела Иоанна.

Меня удивило, что мое появление произвело на нее какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я ее так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.

Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно.

Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображенной там мегеры, чуть не ползая по нему носами.

Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.

– Действительно, – сказал удивленно капитан, обращаясь к прокурору. – Я вас поздравляю...

Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию.

– Можно узнать, чем вы это рисовали? – любезно повернулся прокурор к Лешеку.

– Гуашью, – искренне ответил Лешек. – А что, это запрещено? – обеспокоенно спросил он.

– Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..

Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти.

Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас.

– Что это? – глупо спросил он.

– Именно об этом мы вас и спрашиваем.

– Это не гуашь, – сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.

– А что?

Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.

– Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!

– Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал?

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.

С первого взгляда я поняла, о чем идет речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать.

– Но это же губная помада, – сказал Витольд, удивленный не меньше, чем Лешек.

– Вот именно. А кто это рисовал?

– Я, – признался Веслав, стараясь сохранять серьезность.

Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием.

Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображенной на древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности.

Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.

– Чем вы это рисовали? – удивительно мягко спросил капитан у Веслава.

– Помадой и рисовал.

– Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, – любезно сказал прокурор. – Где вы ее взяли?

– У Ирены...

Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом пораженные, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим.

– Это правда? – тихо спросил прокурор.

На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрек.

– Разумеется, – ответила я, несколько удивленная. – Я одолжила ее Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у нее слишком глупый, поэтому мне не было ее жаль. Я очень редко ею пользовалась.

– Вы можете нам ее показать?

– Пожалуйста, будьте любезны...

Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломленном состоянии. Мы смотрели друг на друга и ничего не понимали.

– В чем дело? – спросил Януш. – Признавайтесь, что вы тут накрутили с этой помадой?

– Глупые идеи всегда за себя мстят, – удовлетворенно заявил Лешек.

Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на свое рабочее место.

– Ох, что-то мне это не нравится, – проворчал он. – У меня такое впечатление, что они на что-то напали...

Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг стола и с явным осуждением глядели на меня.

– Может быть, вы нам скажете, что это такое? – спросил кто-то из них, указывая на предмет, лежащий на столе.

Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!..

– Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, – осторожно сказала я.

– Чей?