Я подумала, что дядя Джулиан достаточно хорошо двигался на коляске, чтобы выехать через заднюю дверь, но огонь, казалось, не дотянулся ни до кухни, ни до комнаты дяди Джулиана; все мужские крики и суета со шлангами ограничивались крыльцом да ближайшими спальнями наверху. Но, даже если бы я могла оставить Констанс одну, в дом через парадный вход не попасть – для этого пришлось бы спуститься с крыльца, на виду у всех, в ярком свете их машин.
– А дядя Джулиан испугался? – спросила я шепотом.
– Скорее, рассердился, – ответила Констанс. – Тяжеловато будет отмыть переднюю, – вздохнула она после небольшой паузы. Я была рада, что она думает о доме, позабыв про людей в нашем саду.
– А Иона? – спросила я. – Где он?
Я видела ее слабую улыбку в тени винограда.
– Он тоже рассердился, – сказала Констанс. – Он выбежал через заднюю дверь, когда я везла дядю Джулиана за его записями.
Значит, все мы в безопасности. Занятый своими бумагами, дядя Джулиан мог вообще забыть про пожар, а Иона почти наверняка наблюдал за происходящим с какого-нибудь дерева. Когда они потушат устроенный Чарльзом пожар, я отведу Констанс назад в дом, и мы начнем уборку заново. Констанс понемногу успокаивалась, хотя к дому подъезжали все новые машины, и чужие ноги без конца топтали наш порог. Невозможно было узнать хоть кого-нибудь из них, кроме Джима Донелла, в его «командирской» каске. Такие же безымянные лица смотрели на горящий дом и смеялись.
Я попыталась мыслить здраво. Дом горел, внутри бушевало пламя, но Джим Донелл и безымянные мужчины в шлемах и дождевиках на удивление расторопно уничтожали огонь, пожирающий наш дом. Огонь, в котором виноват Чарльз. Победную песнь пламени наверху заглушали голоса; это были голоса мужчин в доме и гул толпы снаружи, да еще далекий рокот и гудки машин на подъездной дорожке. Рядом со мной стояла притихшая Констанс и иногда выглядывала на входящих в дом мужчин, но чаще закрывала лицо руками. Мне показалось, что она напугана, хотя сейчас никакая опасность ей не угрожала. Время от времени один из голосов перекрывал остальные; то отдавал приказы Джим Донелл, то кричал кто-то из зевак.
– Зачем тушить? Пусть себе горит! – громко смеялась женщина.
– Достаньте сейф из кабинета внизу! – Это был Чарльз, благополучно затесавшийся в толпу.
– Пусть себе горит! – настаивала женщина, и один из мужчин с потемневшим от сажи лицом, мотавшийся в дом и обратно, повернулся к толпе, помахал рукой и ухмыльнулся.
– Мы пожарники, – прокричал он в ответ, – мы обязаны тушить пожар!
– Пусть горит, – не унималась женщина.
Дым был везде, густой и безобразный. Иногда я вглядывалась в лица, но их было не различить. Жуткие клубы дыма валили из двери парадного. Вдруг в доме раздался ужасный треск, голоса загомонили, быстро и настойчиво, а лица тех, кто был снаружи, просияли от радости; дым и разинутые рты!
– Достаньте сейф, – орал Чарльз, точно безумный. – Двое или трое, достаньте же сейф из кабинета; дом все равно не спасти.
– Пусть себе горит, – кричала женщина.
Я была голодна, я хотела ужинать; долго ли он будет гореть, гадала я, прежде чем они потушат его и уберутся, а мы с Констанс зайдем в дом. Один или двое мальчишек из деревни поднялись на крыльцо и теперь стояли в опасной близости к нам с Констанс, но они заглядывали в дом, не обращая внимания на крыльцо. Поднимались на цыпочки и тянули шеи, чтобы видеть, что происходит там, куда бежали пожарные и тянулись шланги. Я устала; я мечтала, чтобы все это поскорее закончилось. Вдруг до меня дошло, что огонь затухает, лица на лужайке таяли в наступающей темноте, и общий тон голосов в доме изменился. Теперь голоса в доме звучали увереннее, не столь отрывисто, скорее, удовлетворенно; а голоса снаружи притихли, явно разочарованные.
– Пожар стихает, – сказал кто-то.
– Все под контролем, – добавил другой голос.
– Однако ущерб значительный. – Послышался смех. – Да уж, теперь-то это не дом, а помойка.
– Его нужно было спалить давным-давно.
– И их самих вместе с домом.
Они говорят о нас, подумала я. Обо мне и о Констанс.
– Послушайте, их видел кто-нибудь?
– Увы, не повезло. Пожарные выгнали их из дома.
– Да, не повезло.
Огонь почти погас. Теперь люди стояли в потемках, их лица съежились и потускнели, еле различимые в свете фар. Я увидела, как в толпе сверкнула улыбка, где-то еще взметнулась рука, а голоса продолжали переговариваться с сожалением.
– Почти все закончилось.
– Отличный был пожар.
На крыльцо вышел Джим Донелл. Его узнали все, из-за громадного роста и каски с надписью «командир».
– Послушай, Джим, – крикнул кто-то. – Почему вы не дали ему сгореть?
Он поднял обе руки, добиваясь тишины.
– Ребята, пожар остановлен, – объявил он.