Конечно, Джеймс уже на связи. Я отправила ему сообщение из поезда, рассказав о том, что происходит.
Я улыбаюсь.
Появляется медсестра.
— Здравствуйте, миссис Коллинз, — мягко говорит она. Глаза бабушки приоткрываются. — Мы нашли для вас кровать наверху, так что мы просто оформим кое-какие документы и собираемся вас госпитализировать. Вы ближайший родственник? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне. Мама все еще где-то разговаривает по телефону, поэтому я киваю.
— Да. Я ее внучка.
— Хорошо, окей, вы можете пойти с ней в палату двенадцать. Вы не знаете, есть ли у вашей бабушки с собой сумка? Рядом со стойкой регистрации есть магазин товаров первой необходимости, если вам нужно купить зубную щетку, салфетки и тому подобное.
Я указываю на сумку в цветочек, которая стоит под моим стулом. Интересно, кто это упаковал — мама или сотрудники ее дома престарелых. Надеюсь, что не мама, иначе половины необходимых бабуле вещей не будет.
— Да, у нее есть сумка. Я проверю ее, когда мы поднимемся наверх.
Проходит еще час, прежде чем приходит проводница и помогает бабушке сесть в инвалидное кресло. Мама вернулась и сказала мне, что ей не удалось уговорить дублершу заменить ее в пьесе. Она выглядит бледной и встревоженной, ее губная помада стерлась, а волосы торчат сзади. Я протягиваю руку и приглаживаю их, и она подпрыгивает.
— Прости, — она проводит рукой по волосам.
— Они торчали, — я прикусываю губу. Где-то на заднем плане раздается грохот, как будто кто-то что-то уронил. Я бросаю взгляд на маму, и она слегка качает головой, как бы говоря, чтобы я не волновалась.
Мама поспешно прощается и уходит в театр.
— Ты такая хорошая девочка, — тихо произносит бабушка Бет. Она выглядит маленькой в своей ночной рубашке и халате — как будто усохла за последние несколько месяцев.
— Тогда пойдемте, дорогая, — весело говорит проводница. — Мы быстро доставим вас наверх.
Палата двенадцать — это небольшая комнатка с шестью кроватями. Все, кроме одной, заняты, и, должно быть, сейчас время посещений, потому что почти во всех палатах сидят члены семьи. На приставных столиках лежат открытки «выздоравливай», воздушные шарики и коробки шоколадных конфет, слышны негромкие разговоры. Приходит медбрат и помогает бабушке подняться с кресла и лечь в постель, пока проводница увозит кресло.
— Вы в лучшей палате, — говорит медбрат теплым, глубоким голосом, похожим на мёд. Бабуля, которая не может устоять перед красивым мужчиной, улыбается ему, позволяя подоткнуть простыни вокруг ее талии и взбить подушки у нее за спиной. — Мы здесь о вас хорошо позаботимся, не волнуйтесь.
Я смотрю, как он, насвистывая, уходит. Это заставляет меня задуматься об Алексе и о том, как он, должно быть, относится к пациентам в своих палатах. Он сейчас занимается ортопедией, как сказал мне на днях, и в основном это пожилые люди со сломанными бедрами. О, и еще одна мать четверых детей со сломанной лодыжкой. Очевидно, она сделала это, играя в роллер-дерби, и сказала, что ей очень нравятся тишина и покой.
Бабушка Бет снова закрыла глаза.
Я пользуюсь возможностью, чтобы ответить Алексу:
Мгновение спустя отвечает Алекс:
Его ответ сразу же всплывает:
Алекс слышал достаточно историй о моем детстве, когда мы гуляли по Лондону, чтобы точно знать, почему перспектива остаться с мамой не вызывает у меня особой радости. Я провела большую часть своей жизни, воспитывавшись в маленьком домике бабушки и дедушки, потому что мамы почти никогда не было рядом. Если она не встречалась с тем или иным парнем, то участвовала в какой-нибудь безумной схеме зарабатывания денег. Ей было всего семнадцать, когда я родилась, и она была счастлива позволить моим бабушке и дедушке воспитывать меня.
— Привет, милая, — говорит другая медсестра, входя в палату. — Просто собираюсь сделать кое-какие записи, — она берет планшет и что-то записывает, измеряя пульс и кровяное давление бабушки.
— Все ужасно заняты, — слабым голосом произносит бабушка.