Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Вначале Руанда была заселена жившими в пещерах пигмеями, чьих потомков сегодня называют народом тва. Это маргинализованная и лишенная гражданских прав группа, которая составляет меньше 1% населения. Хуту и тутси пришли позднее, но их происхождение и очередность иммиграции точно неизвестны. Принято считать, что хуту — народность группы банту, которая заселила Руанду первой, придя с юга и запада, а тутси — нилоты, они мигрировали с севера и востока, но эти теории опираются скорее на легенду, чем на документальные факты. С течением времени хуту и тутси заговорили на одном языке, стали следовать одной религии, переженились между собой и жили смешанно, без территориальных различий, на одних и тех же холмах, имея общую социальную и политическую культуру в небольших племенных союзах. Вождей называли мвами, и одни из них были хуту, другие — тутси; хуту и тутси вместе сражались в армиях мвами; путем браков и покровительства хуту могли становиться наследственными тутси, а тутси — наследственными хуту. По причине всего этого смешения этнографы и историки в последнее время пришли к согласию во мнении, что хуту и тутси нельзя с полным на то основанием называть различными этническими группами.

И все же названия «хуту» и «тутси» никуда не делись. Они имели смысл. И хотя не удается договориться о том, какое понятие лучше всего описывает этот смысл — классы, касты и ранги были в числе фаворитов, — источник такого разделения неоспорим: ХУТУ БЫЛИ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМИ, А ТУТСИ — СКОТОВОДАМИ, В ЭТОМ И СОСТОЯЛО ИЗНАЧАЛЬНОЕ НЕРАВЕНСТВО: СКОТ — БОЛЕЕ ЦЕННЫЙ АКТИВ, ЧЕМ ПЛОДЫ ЗЕМЛИ, и хотя некоторые хуту владели коровами, а некоторые тутси возделывали землю, слово «тутси» стало синонимом политической и экономической элиты. Как полагают, эта стратификация общества ускорилась после 1860 г., когда мвами Кигери Руабугири, тутси, взошел на трон Руанды и инициировал серию военных и политических кампаний, которые расширили и укрепили его владычество над территорией, размеры которой почти совпадали с размерами нынешней республики.

Однако нет никаких надежных письменных источников, отражающих доколониальное состояние страны. У руандийцев не было алфавита; их традиция была устной, и следовательно — пластичной; а поскольку руандийское общество крайне иерархично, истории, которые они рассказывают о своем прошлом, обычно продиктованы интересами тех, кто в данный момент стоит у власти — либо руководя государством, либо противостоя ему. Разумеется, в основе исторических дебатов о Руанде лежат противоборствующие идеи об отношениях между хуту и тутси, так что, увы, доколониальные корни этих отношений так и остаются в основном непознаваемыми. Как заметил политический мыслитель Махмуд Мамдани, «то немногое, что сходит за исторические факты в научных кругах, следует считать гипотетическим — если не откровенно вымышленным, — и это становится очевидным, поскольку постгеноцидная трезвость побуждает историков всерьез воспринимать политическое применение, выведенное в их собственых трудах, а читателей — подвергать сомнению уверенность, с которой были выдвинуты многие утверждения».

Так что руандийская история опасна. Как и вся человеческая история, это летопись последовательной борьбы за власть, а ВЛАСТЬ В ОЧЕНЬ ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ СТЕПЕНИ СОСТОИТ В СПОСОБНОСТИ ЗАСТАВИТЬ ДРУГИХ ЖИТЬ ВАШЕЙ ВЕРСИЕЙ ИХ РЕАЛЬНОСТИ — ДАЖЕ ТОГДА, КАК ЭТО ЧАСТО БЫВАЕТ, КОГДА ЭТА ВЕРСИЯ ИСТОРИИ НАПИСАНА ИХ СОБСТВЕННОЙ КРОВЬЮ. Однако некоторые факты — как и их понимание — остаются неколебимыми. Например, Руабугири был наследником династии, которая, как утверждают, вела свой род с конца XIV в. Пятьсот лет — очень долгий срок жизни для любого режима, в любую эпоху, в любом месте земного шара. Даже если мы предположим, что сказители-летописцы королевского рода преувеличивали или считали время иначе, чем мы, и что царствование династии Руабугири длилось всего пару столетий, — это все равно зрелый возраст, а такая долговечность требует организации.