Мы вышли покурить на 17 лет…

«Скинхед» уже прилег — как был в штанах, со спущенными подтяжками. Наружу в коридор торчат его большие в черных носках ступни, похожие на головешки. «Принадлежность» забрался на свою верхнюю полку, согнул, будто изготовившийся кузнечик, в коленях стеблистые ноги, а кажется, что не согнул, а сломал.

Толстуха и «отец» храпят — каждый на свой лад. «Горло» держит перед собой телефон — его внимательное лицо выбелено искусственным светом, из ушей торчат тонкие провода.

Рафаэлю хочется как можно дольше уберечь брюки. Посреди вагона свободны два боковых места. Он подсаживается туда — сидячее положение лучше для одежды. Чай уже выпит, но Рафаэль добывает из титана теплого, еле живого кипятку. У пакетика с «липтоном» желтый лютик размок и отвалился, остался лишь нитяной шнурок, опадающий в стакан. Повторная заварка отдает воде цвет бледного янтаря. Рафаэль погружается в чай взглядом и вязнет, как муха, до полуночной Тулы.

По коридору тащат поклажу поздние пассажиры. Сидячий уголок приходится уступить, но Рафаэль уже рад, что брюки будут мяться на час меньше. Он возвращается в свое купе, взбирается на полку. «Скинхед» приподнимает бдительный совиный глаз. Узнает Рафаэля и снова отгораживается веками.

Рафаэль, словно с крыши, рассматривает чужого человека. По привычке начинает его думать. Рафаэля удивляет необъяснимое ощущение родства, будто внизу тоже находится уроженец и плиточник, бездомный приезжий человек, чей труд — выкладывание узоров из керамических пикселей испанского или итальянского производства.

Неожиданно Рафаэль понимает: «скинхед» заснул и больше нечем думать. Чужое забытье проникает в голову Рафаэля медленной бесповоротной тупостью.

Рафаэль просыпается еще два раза — в Орле и в Курске. Смотрит на белую скользкую плоскость багажной полки — как если бы в зеркале отразилась пустая гладкая поверхность его нынешнего ума…

За сорок минут до пограничного Белгорода проводница полошит людей:

— Двадцать минут санитарная зона!

За окнами утренний туман, слякоть и бедная одноэтажная местность. Рафаэлю кажется, что на санитарной земле должны валяться окровавленные бинты, как в фильме про войну.

Радио играет знакомую песню: «И-кота ненавидел весь дом!..»

Рафаэль сжимает маленькое, размером с носовой платок, полотенце, ждет очереди в туалет. Наконец-то выходит бесконечно долгая женщина с умытым и некрасивым лицом, впускает Рафаэля.

На щетинки зубной щетки из тюбика ползет мятная белая гусеница. Рафаэль тщательно делает рот душистым. Ополаскивает заспанное лицо. Брюки почти не измяты и воротничок рубашки по-прежнему свеж. Рафаэль обирает со свитера редкие катышки, ровняет расческой пробор.

Начинается белгородский вокзал. Поезд содрогается, тормозит. По вагону катится живая волна возбуждения. Первым бежит седой и равнодушный спаниель, за ним быстрые и молодые пограничники, следом в синей форме мужская чета таможенников.

— Рубли, гривны!., — замыкает торопливое шествие вокзальный меняла. Он спешит, суетится, словно ему важно сообщить людям о своей работе, а не получить выгоду.

Рафаэль выглядит лучше всех в купе. Свежий, опрятный. Он уже сдал постельное белье проводнице. А соседи даже еще не проснулись толком. Толстуха только надела на лицо очки. «Горло» спустился вниз к «отцу», а тот успел покурить и пахнет тамбуром. «Принадлежность» открыл глаза — у него грустное выражение обманутого ребенка. «Скинхед» лежит на спине, закинув руки. Локти торчат в стороны, как бычьи рога.

Возникает юноша-пограничник. Он по-утреннему хмур. А Рафаэль так ждал улыбчивую девушку…

— Приготовьте документы для проверки…

Рафаэль не торопится. Пускай пограничник успокоится и почувствует рутину, проверяя знакомые паспорта. Но тот почему-то сразу выбирает Рафаэля.

— Документы!..

Рафаэлю волнительно, как на экзамене в школе.

— Доброе утречко. Вот он мой фукаро паспорти…

Пограничник не отвечает улыбкой Рафаэлю, лишь быстро листает бледно-салатовые странички. Внутри Рафаэля пляшет лихорадка — скорее бы. Ведь ему ничего такого не нужно — просто в Харьков. Туда и обратно. Крут света… Чтоб стать супругом блин-ди-линь…

— Миграционная карта и регистрация… — Произносит пограничник самые недружелюбные на свете слова.

Рот наполняется вязким, как хурма, страхом. В груди жар, словно вывернул на себя чашку с горячим. Рафаэль ползет дрожащими пальцами в барсетку за каллиграфическим образчиком. Ему кажется, это послушное движение успокоит пограничника…

— Что у вас там, показывайте…

Нам мистер Икс решил вредить…

— Просроченная, — строго говорит пограничник. — Другая есть? — спрашивает и понимает, что у Рафаэля больше нет никаких полезных бумаг.

Он подносит к губам хриплую рацию: — Второй вагон, восьмое место, гражданин без-без-без-без… — Рафаэль не поспевает за словами, но смысл понятен даже по амплитуде звуков — в них равнодушная механика закона…

Решил вредить. Черный, в резиновой маске Бэтмена, бездушный мистер Икс, которому наплевать на пепельный свитер, на чистые туфли и пробор в волосах.

— Пройдемте с нами, гражданин… — пришел второй пограничник и куда-то приглашает Рафаэля.