Мы здесь живем. Том 2

Статьи, подобно той, с которой я начал говорить на тему об увольнениях с работы людей по политическим соображениям, появляются в советской прессе довольно часто. Особенно наша пропаганда негодует по поводу так называемого закона о радикалах в ФРГ. Но пусть знают сегодняшние оппоненты Найдена и его коллег по «несчастью» из ФРГ, что сегодня они свободно спорят с коммунистами и тем самым способствуют проникновению в свободное общество марксистской идеологии. Но завтра, если, не дай бог, Найдены захватят власть, споры эти вмиг прекратятся. Марксисты, придя к власти и узурпировав ее, могут позволить дискуссию только в тюремной камере перед следователем. У них для оппонентов лишь одно место: за решеткой концлагеря или под замком психушки.

Но вернемся в Конаково и к Ренделю. В ближайшем кафе мы провели с ним около часа и вместе перекусили — это было время его обеденного перерыва. Успел он нам рассказать о себе, что живет в углу частного дома, за который платит 15 рублей в месяц — при своем заработке 65 рублей в месяц. Это не место для проживания человека — закуток за печкой в одной комнате с хозяйкой и ее детишками. Жил Леонид там, как курица в курятнике: отгораживался от хозяйки занавеской. К этому времени он уже похоронил свою мать, женился. Но так как жена его москвичка, то видятся они с женой по воскресеньям — приезжает она к нему на свиданку (ну не лагерь ли, а!), он же к ней приехать не может: запрещено «законом» приезжать в Москву. Его жена не может переехать к нему в Конаково, так как, во-первых, с ее специальностью здесь не устроиться на работу, а жить на его зарплату невозможно, тем более что у Нелли взрослый сын — ученик старшего класса. Попробуй проживи на зарплату мужа в 65–75 рублей! Это вам не Америка, как любят у нас говорить в подобных случаях. Во-вторых, у Нелли в Москве квартира, а в Конаково никто им квартиры не даст. Вот так они и живут, как я уже сказал, по воскресеньям.

И как тут не позубоскалить над нашей гордостью — самыми дешевыми в мире квартирами!

Потом мы с Леонидом провели вместе весь вечер в гостинице, где мы с Ларисой остановились. Тут тоже было интересно. Когда мы с Ларисой заявились в городскую гостиницу, нам сообщила администраторша, что места свободные есть. С оформлением Ларисы все обошлось гладко. А вот со мной она замялась. Дело в том, что в моем паспорте нет отметки о прописке. Ведь я все еще числился «без определенного места жительства». А в гостиницах у нас такой уж порядок, что лиц, в паспортах которых нет штампа о прописке, в гостиницу не пускают. К тому же в моем паспорте ясно сказано, что я из заключения. А уже одно это всегда приводит к тому, что нашему брату отказывают в месте, даже если у тебя имеется штамп о прописке. Со мной это бывало не раз. Но тут, по-видимому, сыграло роль то обстоятельство, что мы были вдвоем с Ларисой, и администраторша заранее нам проговорилась, что места есть и в женских, и в мужских номерах. С явным неудовольствием и нежеланием мне дали место в одном из мужских номеров. Будь я один, пришлось бы мне либо потеснить Леонида в его закутке на ночь, либо перекантоваться ночь на вокзале, при этом рискуя быть изловленным милицией как «бродяга без места жительства и работы».

Несмотря на наше с Леонидом плачевное положение, мы все же с удовольствием пообщались. Просидели допоздна и о многом переговорили. Ведь нам было и что вспомнить, и о чем поспорить. Да и вообще Леонид здесь был как белая ворона, ему и поговорить было не с кем.

Заодно он нам дал несколько дельных советов, где вернее всего искать жилье. Ведь ни я, ни Лариса раньше никогда не были в Конаково и ничего здесь толком не знали.

Сейчас, когда пишутся эти строки, Леонид наконец-то прописан в Москве и живет в квартире жены. И это на девятом году после освобождения из лагеря! Теперь он, поди, с юмором вспоминает, как в дни его отлучки из Конаково, когда тамошняя милиция вдруг плошала и теряла его из поля зрения, в квартиру к жене в Москве вваливалась милиция и искала его в платяном шкафу и в ящиках. Это они предполагали, что он у жены скрывается. А он, чтоб лишний раз повидаться с женой, договаривался с ней о встрече в определенный день на квартире у кого-нибудь из знакомых. Хочется повторить известную банальность: все это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Но такова наша родина сегодня.

А с работой у Ренделя все так же, как и после освобождения: по специальности до сих пор не работает. Бегает и разносит по Москве телеграммы. Какая роскошь для общества: выпускник МГУ — разносчик телеграмм!

* * *