Когда я в Тарусе объявил о том, что нашел и жилье, и работу, это была настоящая сенсация для всех присутствующих. Сначала мне просто никто не поверил, думали, что я их разыгрываю. А потом просто удивлялись этому неожиданному решению проблемы.
И вот на следующее утро мы с Ларисой уже в лесничестве. Вдвоем мы сделали основательный осмотр квартиры и нашли ее ужасной: в кухне бывшие хозяева держали не только кур, но и теленка, поросенка. И пола там почти не было. Большущие дыры в полу были и в комнате. Пол нужно было основательно ремонтировать и красить. Барак был построен из круглого леса, но не оштукатурен изнутри, а обит листами сухой штукатурки. Поскольку бревна круглые, то между штукатуркой и бревнами были большие пустоты и в них по ночам, а иногда даже и днем, бегали крысы. Они же шныряли смело по всем дырам в полу и в подполье.
После основательного осмотра мы подсчитали примерно, что нам потребуется для ремонта. Прикинули, что мы можем достать здесь и в Тарусе, а что придется привезти из Москвы. И только после этого мы отправились к лесничему. Выслушав нас, он без возражений согласился, что нужно основательно ремонтировать квартиру, и пообещал не только помочь с материалом, но и заплатить мне за ремонтные работы. Он распорядился выдать нам доски, гвозди. Краски не было у него в хозяйстве, и мы должны были достать ее и известь сами. Договорились с ним, что я выйду на работу только после того, как закончу ремонт квартиры. В этот же день я сдал документы коменданту для прописки. Подал я ей паспорт и военный билет и несколько замешкался в раздумье: отдать справку об освобождении или подождать, пока сама спросит? Она же, взяв документы, полистала их и сказала, что паспорт она вернет мне завтра же, а с военным билетом придется подождать несколько дней. Дело в том, что паспорт прописывают они сами в Петрищевском сельсовете, военный же билет должны свозить на учет в Тарусу. Я-то знаю, что раз мой паспорт выдан мне на основании справки об освобождении, то милиция обязательно спросит при прописке эту справку. После некоторого колебания я решил сам предложить коменданту свою справку. Какой интерес оттягивать? Ведь все равно потребуют, так лучше пусть сразу решают окончательно.
Но комендант от справки отмахнулась, равнодушно повторив слова своего мужа:
— У нас все здесь сидели.
С этим мы и уехали снова в Тарусу. Теперь мы с нетерпением ждали результатов прописки. Волновались мы с Ларисой, и волновались и переживали за нас все наши знакомые: как-то оно обернется?
До обеда следующего дня, пока мы не приехали снова в лесничество, у нас на уме только и было: пропишут или откажут.
Я уже ругал коменданта за то, что она не взяла у меня справку, так как предвидел, что ей велят ее взять и тем самым решение вопроса оттянется еще на день-два. А ожидание было очень тягостным, и хотелось его сократить.
И вот мы во дворе у коменданта. Она выходит на лай пса и вручает мне паспорт. Снова повторяет извиняющимся голосом, что с военным билетом нужно подождать несколько дней. Я нетерпеливо листаю листочки паспорта, ища штамп о прописке, а в голове одна мысль: неужели, неужели прописали?
Нахожу штамп Петрищевского сельсовета о прописке и показываю его Ларисе. Не верилось своим глазам, и в то же время мы оба были переполнены счастьем. Я не могу припомнить, чему бы я за последние годы так же радовался, как этой прописке. Как тут не вспомнить А. Галича: «Лишь при советской власти такое может быть». Советская власть дала своим гражданам неведомые им ранее радости, наградила их новым смыслом бытия. И могут ли нас понять, например, американцы или западноевропейцы? Куда уж! Они догниют, так и не познав этих невиданных прелестей.
А может, мы их познакомим еще, а?
Когда мы через несколько дней вернулись из Москвы, нагруженные, как верблюды, нужными нам инструментами и материалом, комендант вручила мне и военный билет со штампом Тарусского военного комиссариата о воинском учете.
Фу-у-у! Наконец-то можно начинать жить на законных основаниях. И начали мы с ремонта. Распределили обязанности: мне ремонтно-строительные работы, а Ларисе мытье, чистка, побелка-покраска.
Именно в этот день мы обнаружили, что около нашего барака нет столь привычного русскому глазу архитектурного сооружения: деревянной будочки-уборной. Прошу прощения у читателей за такую прозу, но умалчивать об этом не хочется.
Стал я обходить соседние бараки в поисках этого коммунального удобства. Но ничего подобного не обнаружил. Я помнил, что около конторы такое сооружение есть, и оно оказалось единственным на весь поселок. Спросил я у соседа по бараку об этом деле, а он смеется надо мной и говорит: «В тайге, на свежем воздухе. Выбирай себе по вкусу: под елкой, кустом или на полянке!»
— Ну а зимой-то как же? А дети?
— Зимой в сарай, к скотине ходим.
Вот так-то, толстозадая Россия! Это в сорока километрах от Калуги, так сказать, под боком у отца советской космонавтики.