Мы здесь живем. Том 2

Однажды днем открывается дверь камеры и в камеру входят несколько надзирателей, дежурный офицер и тюремная врачиха. Врачиха объявляет, что и в городе, и здесь, в тюрьме принимаются меры против гриппа. У нее в руках алюминиевая миска с какой-то желтовато-сероватой мазью. Она маленькой пластмассовой палочкой черпает из миски мазь и, обходя нас по камере, пихает каждому в ноздрю немного мази. Когда доходит очередь до меня, то я отворачиваюсь от ее руки с мазью.

— В чем дело?

— Не буду!

— Как не буду? Вы обязаны!

— Вы этой палкой побывали уже не в одной сотне ноздрей. И если я еще не заболел гриппом, то вы мне его занесете этой вашей профилактикой.

— А где на вас набраться отдельных ложек, мисок, мазей? — взъярился офицер на меня. А надзиратели встали теснее ко мне — на всякий случай:

— Здесь не хочешь, так в карцере сам запросишь!

Но врачиха смилостивилась:

— Ну ладно, не хочет и не надо. Пусть болеет гриппом.

И обошлось. А ведь могли бы и упечь суток на пять в карцер.

После утверждения приговора меня очень скоро перевезли из СИЗО на пересылку. 23 января, в день своего рождения, я получил много поздравительных телеграмм и открыток. Присылали мне их друзья, знакомые и даже люди, с которыми я совсем не был знаком.

А к вечеру того же дня меня повели на вахту. Уже на улице, по пути к вахте, надзиратель мне сообщил: «На свидание!»

А я гадал: «Кто?»

И встретил Л.А. Приятно было увидеться здесь со своим человеком. Тридцать минут пролетели, как одна. И вот мы уже прощаемся. И ни она, ни я не можем знать, на сколько.

А еще через несколько дней меня в битком набитой машине довезли до Сима. Здесь находился центр лагерей. Но нас прямо из машины погрузили в маленькие вагончики и по узкоколейке повезли на Красный Берег.

* * *

Свой следующий круг я начал с Красного Берега. Так называлось одно из многочисленных лагерных отделений на Северном Урале. Головной лагерь в самом поселке Красный Берег расположен в нескольких десятках километров от Соликамска. Еще дальше в тайгу и, как говорят зэки, от советской власти. Как и в Ныроб, нас везли на «Аврорах» по такой же по-зимнему красивой дороге, проложенной узкой лентой сквозь тайгу.

Этап наш впускали в зону не через предзонник, а через вахту. Когда я в очередной пятерке проходил через коридор вахты, открылась дверь внутрь и я успел увидеть на противоположной стене плакат: офицер в форме МВД тыкал пальцем перед собой и внизу была надпись «Заступая на пост, помни поступок Павлова!» Этот плакат по внешнему виду напоминал плакат времен Гражданской войны «А ты вступил добровольцем?»

Я сразу вспомнил все рассказы о Павлове. Я их слышал еще в первый лагерный срок в Карлаге и потом в каждом лагере. Павлов превратился в легенду. Я до сих пор — до Красного Берега — считал, что никакого Павлова и не было вовсе. Мало ли баек, легенд и параш сочиняет лагерная публика. В Павлова не верилось мне еще и потому, что в рассказах он всегда рисовался зэковским «Зорро», но только без черной маски на лице. А тех, кто мстит жестоко эмвэдэшникам, зэки чтят как своих героев и не жалеют для них комплиментов. В основном легенда об этом Павлове такая.

Где-то в конце 1940-х или начале 1950-х годов в одном из лагерей на Северном Урале отбывал свой срок заключенный по фамилии Павлов. За что он попал в лагерь, я ни разу ни от кого не слышал. Кем он был на воле — говорили всякое: бывший офицер милиции, бывший фронтовой разведчик, десантник-смертник и даже шпион и диверсант.

В лагере Павлов работал в бригаде на прорубке просек в тайге. Обычно такие бригады маленькие: от семи до пятнадцати человек. И конвоирует такую бригаду один или два солдата. И вот этот Павлов, ни с кем из бригадников не сговариваясь, один разоружил конвой и забрал оружие. Вооружившись не то карабином, не то автоматом, он спросил бригаду: кто пойдет со мной? Но никто не решился. Только самый молодой бригадник-малолетка присоединился к нему (малолетка — зэк, только что переведенный из колонии для несовершеннолетних в колонию для взрослых). И они вдвоем ушли в тайгу, оставив бригаду. Они не просто ушли в побег, а стали ходить вокруг лагерей и убивать охранников. Охранники окрестных лагерей, а вслед за ними и местное население были охвачены паникой. Павлов наводил ужас в округе. Оно и понятно: много может сделать даже один человек, если он хорошо вооружен и на всё решился. Тайга огромна, и укрыться в ней всегда легко. К тому же у Павлова было всегдашнее преимущество беглеца: у него в этом море тайги тысячи дорог, у его преследователей — одна-единственная.