Мы здесь

Когда Крис более-менее успокоилась и согласилась пойти в парк, брюнетка по дороге расспрашивала ее о Джоне: улучшились ли у них отношения со времени прошлой встречи? Постепенно Кристина разговорилась, сама дивясь той откровенности, с какой рассказывала об их с Джоном совместной жизни – то, чего она никогда не допускала при разговорах с Кэтрин. Она даже поделилась сокровенным: несмотря на то, что ее бойфренд иногда достает ее просто нереально, она все равно его любит. Произносить такое Крис редко когда себе позволяла. Тем не менее сейчас эти слова прозвучали вполне нормально, и она была даже рада, что произнесла их. Как на свадьбах и похоронах, бывают моменты, когда жизнь требует для свидетеля ощущения подлинности.

С этой темы женщина постепенно перешла на гипотезу Джона о роли в их среде Райнхарта, на что Лиззи откликнулась только после долгой паузы.

– В чем, по-твоему, Джон прав, а в чем нет? – спросила у нее Крис.

– У Райнхарта действительно есть договоренность, – подтвердила ее новая приятельница. – Он имеет дело с одним из нас: его зовут Гользен. Эта его группа – они именуют себя «Двенадцать» – стоит к Райнхарту ближе всего. Соглашение это не принудительное, они действуют по своей воле.

– И зачем?

– Взамен они получают вещи. Что повышает статус Гользена, тешит его самолюбие… Тут все неоднозначно. В таком положении мы еще не оказывались. Я-то надеялась, что все как-то само собой образуется. Но теперь я в этом уже не уверена, как раз из-за того соглашения. Остается лишь прикладывать старания, чтобы люди перестали брать вещи. А он их на это провоцирует.

– Но зачем воровать в принципе?

– Это делало нас… популярными – понятно, в своей среде. Укрепляло самооценку. Словами этого и не опишешь. А еще это самое активное проявление того, на что способно большинство из нас. Оно… заставляет тебя ощущать себя в деле. Чувствовать себя живым.

Ага. Кажется, ясно. Пускай Крис никогда не воровала как взрослая, но подростком она (как, наверное, многие из ее сверстников и сверстниц) пару раз тибрила из магазинов разную ерунду – просто так, для поднятия духа: мол, глядите, какая я вся из себя крутая! Оба раза она, помнится, затем стыдливо выбрасывала сворованные побрякушки и мучилась угрызениями совести, искала какие-то внутренние оправдания. Но что интересно, памятными были не эти вещи, а именно то чувство предвкушения, алчного азарта, что сопровождало ее дерзкие поступки. Судя по всему, об этом чувстве сейчас и вела речь Лиззи.

Ощутив неловкость своей знакомой, Кристина перевела разговор в другое, более личностное русло:

– Лиззи, а у тебя кто-нибудь есть? Ну, в смысле, какой-нибудь бойфренд?

– Есть один человек, который для меня значит больше, чем все остальные.

– Тот парень, о котором ты упоминала в прошлый раз? Медж?

Брюнетка молча кивнула.

– А… какой он? – поинтересовалась Кристина.

– Симпатичный, умный. И с ним я счастливей, чем без него. Только он очень уж много времени проводит в раздумьях о чем-то там… другом, что ли.

– Ну так он, получается, мужчина. Думаешь, черт возьми, они другими бывают?

Обе тихонько прыснули со смеху. Крис уже давно вот так ни с кем не разговаривала – о мужчинах, о бойфрендах… Исключение составляло разве что поверхностное общение с кем-нибудь из барменш, в основном чтобы скоротать долгий вечер. Это были разговорчики, сходящие на нет после того, как становилось ясно: единственным советом будет «бросить козлину, поменять замок на дверях, да поскорее». С Лиззи ощущение от разговора было совсем иным. Она задавала вопросы без усилий, да к тому же сама была хорошим слушателем. Крис как-то уже и отвыкла от такого рода общения. Слишком уж давно у нее не было таких вот друзей. Если, конечно, Лиззи – это друг или может им стать. Забавно: ощущение такое, что она всегда была в жизни Кристины в этом качестве.

– А где он сейчас, этим вечером? – задала она брюнетке еще один вопрос.

– Медж – он такой, приходит и уходит, – объяснила та. – Среди нас есть такие, кому нравится оставаться в одном месте. Но он другой, он не из таких. К тому же у него есть постоянное занятие. Думаю, он нынче вечером на вызовах.

– А какое у него занятие?

– Он Наконечник.

– Помню, ты это слово уже употребляла. Что оно означает?

– Не «что», а «кого». Того, кто умело использует свои руки, прикосновение.

– Как ваятель? Ремесленник? Изготавливает какие-то вещи?

– Нет. Делать мы ничего не можем, ни при жизни, ни после. Он как стрела, которая запускается, когда это нужно людям. Он попадает в вещи. Открывает, проникает в них, придает им форму или меняет ее. Типа того.

Кристина кивнула, хотя смысла сказанного до конца так и не поняла.

– Ты его любишь? – спросила она осторожно.

– О-о… – Лиззи тихо рассмеялась. – Это большой вопрос.

– Ну а все-таки? Ты же меня спрашивала, и я ответила.

– Да, это так. Ну… да, наверное. Получается, люблю.

– Сильно?

– Насколько этих самых сил хватает, учитывая, кто я и что такое он. Этого уже немало.